– Вот странно, – сказала она, – какой-то человек спрашивал про нас в пивной.
– Что? Про нас?
– Да, у фрау Менних… где, мол, мы живем. Но как же он знает нас, раз он не знает, где мы живем?
Георг встал.
– Мне пора, Лизель. Большое спасибо за все.
– Выпей с нами пива! Потом и пойдешь.
– Мне очень жаль, Лизель, но и так уж поздно. Значит…
Она зажгла свет.
– Ну, не пропадай опять надолго, Георг.
– Нет, Лизель…
– А ты куда же? – спросила Лизель Пауля. – То за пивом посылаешь, то…
– Я только до угла провожу Георга. Я сейчас вернусь.
– Нет, ты останешься дома! – воскликнул Георг.
Пауль сказал спокойно:
– Я провожу тебя до угла. Это мое дело.
Дойдя до двери, Пауль еще раз обернулся.
– Лизель, – сказал он, – послушай-ка. Никому не говори, что Георг был здесь.
Лизель покраснела от гнева:
– Значит, дело все-таки нечисто! Отчего же вы не сказали мне сразу?
– Вернусь и все тебе расскажу. Но главное – молчи, иначе худо будет и мне и детям.
Дверь с шумом захлопнулась, а Лизель стояла на месте, глубоко озадаченная. Худо детям? Худо Паулю? Ее бросало то в жар, то в холод. Она подошла к окну и внизу, на улице, увидела их обоих – один высокий, другой низенький, – они проходили между двумя фонарными столбами. Ей стало страшно. Совсем стемнело. Лизель села у стола, ожидая мужа.
– Если ты сию же минуту не вернешься, – сказал Георг вполголоса, и его лицо свела гневная судорога, – ты и себя погубишь, и мне не поможешь.
– Замолчи! Я знаю, что делаю. Ты пойдешь туда, куда я тебя отведу. Когда Лизель вернулась с пивом и нам так страшно стало, тут меня и осенило. Замечательный план. Если Лизель будет молчать, – а я уверен, что будет, она побоится погубить нас, – то ты в безопасности, – по крайней мере, на одну ночь.
Георг не ответил. Голова его была пуста, ни одной мысли. Он послушно следовал за Паулем в город. Зачем думать, если из этого ровно ничего не выходит? Только сердце неистово колотится в груди, словно прося, чтобы его выпустили из негостеприимного жилища, как два вечера назад, когда он решил пойти к Лени! И он попытался унять свое сердце: этого нельзя даже сравнивать. Ведь это же Пауль, не забывай. Это не любовная история, а дружба. Ты никому не веришь. Да, чтобы поверить другу, тоже нужно мужество! Успокойся. Ты долго этого не выдержишь. Ты мне мешаешь.
– Мы не поедем на трамвае, – сказал Пауль. – Лишние десять минут – вот и все. Я тебе объясню, куда я тебя веду. Сегодня утром я уже там был, когда шел к твоему проклятому Зауэру. У меня есть тут тетка Катарина, у нее транспортная контора, не бог весть что, три-четыре грузовика. К ней на работу должен был поступить брат моей жены из Оффенбаха, он сидел в тюрьме, и у него отняли шоферские права, так как при анализе нашли в крови алкоголь. Так вот, от него пришло пись-мо, что он приедет попозднее, и я должен это уладить. Тетка не в курсе, она его и в глаза не видела. Я тебя там выдам за него. А ты на все говори «да» или помалкивай.
– А бумаги? А завтра?
– Приучись наконец считать раз, два, три, а не раз, три, два. Тебе надо уйти. Тебе нужно где-то переночевать. Ты что же, предпочитаешь сегодня ночью подохнуть, а завтра иметь надежные бумаги? Завтра я как-нибудь проскользну. Завтра Пауль еще что-нибудь придумает.
Георг коснулся его руки. Пауль поднял голову, сделал ему легкую гримаску, как делают детям, чтобы они перестали плакать. Лоб у него был светлее остального лица, его не так густо покрывали веснушки. Одно присутствие Пауля уже успокаивало Георга, только бы он вдруг не ушел.
Георг сказал:
– Нас обоих могут в любую минуту сцапать.
– Зачем об этом думать?
Город был ярко освещен, и улицы полны народу. Пауль встречал знакомых, раскланивался с ними. В таких случаях Георг отворачивался.
– Зачем ты все отворачиваешься? – сказал Пауль. – Тебя все равно никто не узнает.
– Ты же меня сразу узнал, верно, Пауль?
Они вышли на Мецгергассе, где находились две ремонтные мастерские, бензоколонка и несколько пивных. Пауль бывал здесь часто, и его то и дело окликали: «Хейль Гитлер» – тут, «Хейль Гитлер» – там, Паульхен – тут, Паульхен – там. У ворот стояла кучка людей, несколько штурмовиков, две женщины и тот самый старичок из пивной, нос которого уже алел, как морковь.
– Мы сидим в «Солнце». Заходи хоть на минутку, Паульхен.
– Дайте мне сначала поздороваться с тетей Катариной.
