гляди, убийца начнет расправляться с его солдатами в самом центре города.
– Я хочу осмотреть тела, – сухо сказал полковник, не отрывая взгляда от бумаг на столе. – Сообщите персоналу медицинского взвода, что я хочу осмотреть тела убитых вчера часовых.
– Слушаюсь, господин полковник!
Фон Фенн взял со стола лист бумаги и поднес его к глазам. Это было одно из объявлений его предшественника.
Фельдкомендатура 809
Ниш, 3 ноября 1943 года
ОБЪЯВЛЕНИЕ
В связи с террористическими налетами англо-американской авиации на город Ниш 20 октября 1943 года я предоставил городскому самоуправлению Ниша сумму в 200 000 динаров в качестве помощи вдовам и сиротам.
По этому же случаю помиловано 20 политических заключенных, чья вина была доказана ранее. Сегодня же они были освобождены из концентрационного лагеря.
Фельдкомендант полковник ГОФМАН
– Этот народец… – пробормотал он себе под нос. – Как только они все это выносят?
– Знаете как? – Кестнер смущенно листал свою записную книжку, то и дело поправляя очки, сползающие с острого носа. – Они ждут, что англичане спасут их и освободят, но пока что получают в подарок от них только бомбы. Это их, скажем так… деморализует. Пару дней тому назад наши саперы обезвредили неразорвавшуюся бомбу, которая упала в школьный двор. Капитан Мюллер говорит, что на ней была надпись: «Вам все еще нравится быть сербами?»
– Надпись? На сербском?
– Да, на сербском. Кроме того, очень трудно с продовольствием. Помимо бомбардировок, многих из города выгнал голод.
– Я делаю для жителей все, что в моих силах, но и наши запасы весьма ограниченны. А что коммунисты?
– Пишут лозунги на стенах, распространяют листовки, митингуют по кафанам. Словом, ничего страшного.
– А те, другие? Националисты?
– Бездельничают, играют в карты по трактирам, убивают коммунистов.
– Хорошо. – Фон Фенн положил объявление на стол и снял с полки бутылку с черешневой водкой. – Еще по рюмке, господа?
Кестнер смущенно замотал головой. Рихтер с улыбкой поднял бокал:
– Где ты достаешь эту прелесть, Отто?
– У повара из Нишкой Бани, которого мы в прошлом месяце приняли на работу в офицерскую столовую. По субботам он приносит вина и шнапс. Мне продает за полцены. Такого у нас в Берлине не было, Герман!
– Да… В службе на Балканах есть свои прелести. Хотя лично мне больше нравилось в Греции. Море, гречанки и ципуро[16].
– Как дела на строительстве нового убежища?
– Капитан Мюллер доволен, правда, он хочет проконсультироваться со мной по поводу предметов, найденных им в процессе работ.
Фон Фенн наполнил бокал Рихтера, вернул бутылку на место и опять уселся в кресло:
– Я тебя слушаю.
Рихтер сделал глоток черешневой, поставил бокал на стол и развернул на столе свою карту. Это был план, начерченный саперами, которые строили новое убежище для офицерского состава:
– Посмотри, это южная стена крепости. Точно под ней вырыли глубокое убежище с тоннелями, ведущими прямо к зданию фельдкомендатуры. Они просто немного продолжили старинные подземные ходы, которые там обнаружили. Те, которыми мы прошлой зимой добрались до Челе-кулы[17]; они соединяются с ходами под рекой Нишавой. Мюллер утверждает, что некоторые ходы ведут из крепости далеко за пределы города во многих направлениях.
– Великолепно! Кто вырыл эти ходы?
– Исследования свидетельствуют, что некоторые были сделаны еще римлянами, иные остались со времен Австро-Венгрии, но большинство прорыто турками. Один из ходов просто огромен, по нему спокойно может передвигаться грузовик. Он ведет на восток, мы его еще не успели осмотреть как следует. А теперь обрати внимание на северо-восточную границу города. Вот здесь. – Рихтер указал пальцем на обозначенную на карте высоту. – Это плоскогорье, которое римляне называли Виник, потому что там рос виноград. Его высота – около четырехсот метров над уровнем моря. Там еще сохранились развалины укреплений, скорее всего древнего замка. Под ним есть подземный ход, ведущий к крепости. В тысяча девятьсот двенадцатом году сербы пытались исследовать его и прошли метров шестьдесят. Судя по всему, этим ходом можно было добраться до самой крепости, а может, и еще дальше. Здесь-то и застопорились работы над убежищем.
– У Мюллера возникли какие-то проблемы?
– Да. Обрушилась часть восточной стены. Под руинами обнаружили раннехристианские катакомбы. Стены расписаны как в борделе. Фотографии в этой папке.
Фон Фенн с интересом рассматривал фотографии, сделанные в катакомбах.
– Солидная работа. Отличная комбинация долговечных материалов, колонны, деревянные пороги… Хм… А что это за значки?
– Один из саперов Мюллера утверждает, что нечто вроде указателя направления. Вполне логичное предположение, иначе в этом лабиринте трудно будет ориентироваться.
– Никогда не видел подобных знаков. – Фон Фенн указал на фотографию стены, испещренной множеством странных рисунков. – А это что? Кельтское? Турецкое? Старославянское?
– Ни то и ни другое. И ни третье.
– Неужели римский военный шифр?
– Нет. Это – руны.
– Руны?
– Что-то вроде. Не нордические, не старогерманские, а нечто среднее. Вроде праписьменности, от которой произошли все известные нам письмена.
– Значит, ради этого ты явился, чтобы поговорить с глазу на глаз?
Рихтер заерзал в кресле, после чего бросил взгляд на Кестнера.
– Хорошо, – согласился фон Фенн. – Поговорим втроем.
– Я хочу просить тебя не сообщать обо всех этих… делах в Берлин.
Фон Фенн озабоченно посмотрел на него:
– Почему же?
– Потому что это раззадорит типов из Аненербе. Они тут же пошлют к нам своих ищеек. Может, и целую роту этих паразитов.
– Хм… Пожалуй, ты прав. Пока засекретим эту информацию. Посмотрим, как будут развиваться события, в зависимости от этого и будем действовать. Во всяком случае, у меня есть дела поважнее раскопок доисторических памятников.
И тут Кестнер стыдливо поднял руку.
– Вы чего-то не поняли, Кестнер?
– Штурмбаннфюрер Канн требует, чтобы вы его приняли.
Фон Фенн, сморщившись, подумал некоторое время и произнес:
– Хорошо. Пусть войдет.
Рихтер поднялся, отдал честь и направился к дверям, едва не столкнувшись с высоким офицером в черной униформе, остановился и с нарочитой вежливостью извинился перед ним. Фон Фенн отчетливо видел, как он издевательски подмигнул ему из-за спины эсэсовца.
