Дядя Эн дал Орикс новое имя. Все дети получали новые имена. Им сказали забыть старые имена, и дети вскоре забыли. Теперь Орикс звали СюСю. Она хорошо продавала розы. Такая маленькая и хрупкая, такая трогательная. Ей дали платье, которое было ей велико, и в нем она походила на куклу-ангелочка. Другие дети любили Орикс, потому что она была самая маленькая. Они по очереди спали рядом с ней; ее передавали из рук в руки.
Кто перед ней устоит? Мало кто из туристов. У нее была идеальная улыбка — не нахальная, не агрессивная, а робкая, смущенная улыбка ребенка, который ни на что не рассчитывает. В этой улыбке не было ни злобы, ни обиды, ни зависти — лишь обещание искренней благодарности. «Какая милая», — бормотали иностранные дамы; их кавалеры покупали и дарили им розы, тоже становясь милыми, а Орикс клала деньги в сумочку под платьем на груди и чувствовала себя в безопасности, потому что продала сколько нужно.
С ее братом все было иначе. Ему не везло. Он не хотел продавать цветы, как девчонка, и не любил улыбаться, а когда улыбался, получалось только хуже, потому что у него почернел один зуб. Поэтому Орикс брала розы, которые оставались у брата, и пыталась их продавать. Сначала дядя Эн не возражал — деньги есть деньги, — но потом сказал, что Орикс не должны слишком часто видеть в одних и тех же местах, иначе люди от нее устанут.
Ее брату придется найти другое занятие. Его продадут. Дети постарше качали головами: его продадут сутенеру, говорили они, сутенеру, который предлагает мальчиков волосатым белым туристам, или бородатым черным туристам, или жирным желтым туристам, всяким мужчинам, которые любят мальчиков. Они в деталях описывали, что эти мужчины будут с ним делать; смеялись. Он будет «мальчик-арбузадик», вот как таких мальчиков называют, говорили они. Замечательный задик, снаружи твердый и круглый, внутри мягкий и сладкий — для тех, кто заплатит. А может, он будет работать курьером, мотаться по улицам, на побегушках у жуликов, а это очень тяжелая работа и очень опасная, потому что другие мошенники вполне могут тебя убить. А может, курьером и арбузадиком одновременно. Да, наверняка.
Орикс видела, как застывает и мрачнеет лицо брата, поэтому не удивилась, когда он сбежал. Может, его поймали и наказали — она не знала. И не спрашивала, потому что вопросы — теперь она понимала, — до добра не доведут.
Однажды к Орикс подошел мужчина, взял ее за руку и сказал, что она должна пойти с ним в отель. Она застенчиво ему улыбнулась, и посмотрела в сторону, и ничего не сказала, только выдернула руку и пожаловалась дяде Эн. А дядя Эн сделал удивительную вещь. Если тот мужчина снова подойдет, сказал он, иди с ним в отель. Он захочет отвести ее в номер, сказал дядя Эн, и пускай она идет. Делай все, о чем этот человек попросит, но бояться не надо, дядя Эн за ней присмотрит и ее заберет. Ничего плохого с ней не случится.
— Я буду арбуз? — спросила она. — Девочка-арбузадка? — Дядя Эн рассмеялся и спросил, где Орикс набралась таких слов. Нет, сказал он. Ничего такого не будет.
Назавтра человек появился и спросил, не хочет ли она получить денег, гораздо больше, чем за эти ее розы. Длинный волосатый белый человек с сильным акцентом, но слова Орикс разобрала. И в этот раз пошла с ним. Он взял ее за руку, и они поднялись на лифте — это было самое страшное, крохотная комната, двери закрыты, а когда открываются, ты уже в другом месте, а дядя Эн ничего ей про это не говорил. Она чувствовала, как сильно колотится сердце.
— Не бойся, — сказал мужчина, решив, что Орикс боится его. Наоборот: это он ее боялся, у него тряслись руки. Он отпер дверь, они зашли в номер, потом он запер дверь. Лилово-золотая комната, а в центре — гигантская кровать, кровать для гигантов. Мужчина попросил Орикс снять платье.
Орикс послушалась и сделала, как просили. Она примерно понимала, что он еще от нее захочет, — другие дети уже все знали о таких вещах и спокойно их обсуждали, смеялись. За то, что нужно этому человеку, люди платят кучу денег, и в городе были специальные места, куда такие люди могли пойти, но некоторые туда не хотели, они там на виду, им стыдно, они по дурости желали все устроить сами, и этот был из таких. Орикс знала, что сейчас мужчина снимет с себя всю одежду или только часть; он так и поступил. Он явно был доволен, когда увидел, что Орикс смотрит на его пенис — длинный и волосатый, как и этот человек, и чуть изогнут — будто маленький локоть. Потом человек опустился на колени, и его лицо оказалось прямо перед ней.
Какое у него было лицо? Орикс забыла. Помнила уникальность его члена, а уникальности лица не помнила.
— У него было такое лицо, как будто совсем никакого не было, — сказала она. — Мягкое, как клецка. И большой нос, как морковка. Длинный белый членонос. — Она засмеялась, прижав ладони ко рту. — Не как у тебя, Джимми, — прибавила она на случай, если Джимми смутился. — У тебя прекрасный нос. Очень красивый, поверь мне.
— Я тебе не сделаю больно, — сказал мужчина. У него был такой жуткий акцент, что Орикс чуть не захихикала, но она знала, что хихикать не полагается. Она застенчиво улыбнулась, а человек взял ее руку и положил себе на член. Довольно мягко положил, но Орикс видела, что человек сердится. Сердится и очень спешит.
А потом в комнату неожиданно ворвался дядя Эн — как? Наверное, у него был ключ, может, ему дал ключи кто-то из отеля. Дядя Эн схватил Орикс, обнял, назвал своим маленьким сокровищем и заорал на мужчину, который очень испугался и нащупывал свою одежду. Он запутался в штанах и заскакал на одной ноге, что-то пытаясь объяснить, и Орикс стало его жалко. Потом человек отдал дяде Эн деньги, много денег, все, что были в бумажнике, и дядя Эн унес Орикс из комнаты на руках, словно дорогую вазу, по-прежнему бормоча и хмурясь. Но на улице засмеялся, пошутил про то, как мужчина прыгал, запутавшись в штанах, и похвалил Орикс, а потом спросил, не хочет ли она снова поиграть в эту игру.
Такая у нее появилась игра. Ей было немного жаль этих мужчин; дядя Эн говорил, что они это заслужили, им еще повезло, что он не звонит в полицию, но Орикс все равно переживала, что участвует в этом. В то же время ей нравилось. Она чувствовала себя очень сильной оттого, что мужчинам казалось, она беспомощная, а беспомощной она не была. Это они беспомощные — скоро им придется мямлить слова извинения с этим ужасным акцентом и прыгать по роскошному номеру на одной ноге с голым задом, волосатым или гладким, любой формы и размера; мужчины будут прыгать, а дядя Эн ругаться. Иногда они плакали. А что касается денег, мужчины выворачивали карманы, опустошали бумажники, отдавали дяде Эн все и благодарили, что он согласился взять. Они не хотели сидеть в тюрьме, особенно в этом городе, где тюрьмы совершенно не похожи на отели, а суда ждешь целую вечность. Они хотели побыстрее сесть в такси, нырнуть в самолет, улететь в небо и никогда не возвращаться.
— Маленькая СюСю, — говорил дядя Эн, опуская Орикс на землю возле отеля. — Ты у меня просто умница! Хотел бы я на тебе жениться. Пойдешь за меня замуж?
Тогда Орикс не могла получить ничего более похожего на любовь и была счастлива тем, что есть. Но что надо ответить: да или нет? Орикс знала, что это не настоящее предложение, просто шутка: ей всего пять лет, ну, может, шесть или семь, она не могла выйти замуж. К тому же другие дети говорили, что у дяди Эн есть взрослая жена, которая в другом месте живет, и другие дети тоже есть. Его настоящие дети. Они ходят в школу.
— Можно я послушаю твои часы? — спросила Орикс, застенчиво улыбаясь.
Джаз Деткилэнда
Однажды к ним пришел другой человек, которого они раньше не видели — высокий и тощий, выше дяди Эн, рябой, в одежде не по размеру, — и сказал, что все они пойдут с ним. Дядя Эн продал свой
