Конечно, лучше не спорить, но нужно срочно их убедить, что он не умеет летать, потому что рано или поздно они захотят, чтоб он показал.
— Крутящийся ветер был нужен, чтобы Коростель спустился с неба, — говорит он. — Он сделал этот ветер, чтобы ветер сдул его с неба. Он не остался там, потому что солнце было слишком жаркое. Поэтому я увиделся с ним на земле.
— Где он?
— Он в куполе, — говорит Снежный человек довольно правдиво. — Там, откуда мы пришли. В «Парадиске».
— А можно мы пойдем туда и на него посмотрим? — говорит один из детей постарше. — Мы знаем, как дойти туда. Мы помним.
— Вы не можете на него посмотреть, — говорит Снежный человек — пожалуй, слишком строго. — Вы его не узнаете. Он превратился в растение. — А это еще откуда? Он устал и зарапортовался.
— Почему Коростель стал едой? — спрашивает Авраам Линкольн.
— Это не такое растение, которое можно есть, — говорит Снежный человек. — Больше похоже на дерево.
Удивленные взгляды.
— Он говорит с тобой. Как он может говорить с тобой, если он дерево?
Это сложно объяснить. Он допустил грубую логическую ошибку. У него такое чувство, будто он потерял равновесие на самом верху высоченной лестницы.
Он пытается балансировать.
— Это дерево, у которого есть рот, — говорит он.
— У деревьев не бывает ртов, — говорит какой-то ребенок.
— Смотрите, — говорит женщина — Мадам Кюри, Сакагавеа? — У Снежного человека рана на ноге. — Женщины всегда чувствуют, когда он в затруднительном положении, и меняют тему. — Мы должны помочь ему.
— Давайте достанем ему рыбу. Ты хочешь рыбу, Снежный человек? Мы попросим Орикс дать нам рыбу, чтобы эта рыба умерла для тебя.
— Это будет просто замечательно, — с облегчением говорит он.
— Орикс хочет, чтобы тебе было хорошо.
Он ложится на землю, и они мурлычут над его раной. Боль слабеет, но, несмотря на все их старания, опухоль не исчезает.
— Наверное, это глубокая рана.
— Надо попробовать еще.
— Мы попробуем еще раз, позже.
Они приносят ему рыбу, приготовленную и завернутую в листья, и радостно смотрят, как он ест. Он не очень голоден — у него жар, — но он все равно ест, чтобы их не пугать.
Дети уничтожают его портрет, растаскивают на куски, отнесут их обратно на пляж. Женщины говорят им, что так учила Орикс: после того как вещь использована, ее нужно вернуть обратно. Изображение Снежного человека сделало свое дело: вот он, настоящий Снежный человек, опять с ними, и ненастоящий Снежный человек больше не нужен. Снежному человеку странно смотреть, как дети уносят его бывшую бороду и бывшую голову. Будто его самого разорвали на части.
Проповедь
— Сюда приходили другие, такие, как ты, — говорит Авраам Линкольн после того, как Снежный человек с трудом запихивает в себя рыбу. Снежный человек лежит, прислонившись спиной к дереву, в ноге слегка покалывает, будто она уснула, он дремлет.
Но от этих слов тут же просыпается:
— Такие же, как я?
— С другой кожей, как у тебя, — говорит Наполеон. — А у одного на лице были перья, как у тебя.
— У второго тоже были перья, но не длинные.
— Мы думали, их послал Коростель. Как тебя.
— И там была одна женщина.
— Наверное, ее послала к нам Орикс.
— Она пахла синим.
— Мы не видели синего, из-за второй кожи.
— Но она очень пахла синим. Мужчины начали ей петь.
— Мы предложили ей цветы и махали пенисами, но она не была рада.
— И люди с другой кожей тоже не были рады. Они были сердиты.
— Мы пошли к ним, чтобы поприветствовать их, но они убежали.
Можно себе представить. Эти неестественно спокойные, мускулистые мужчины, которые надвигаются скопом, поют свои странные песни, машут синими пенисами, сверкают зелеными глазами и тянут руки, точно зомби в старых фильмах, — это, пожалуй, кого угодно испугает.
Сердце у Снежного человека колотится — от возбуждения, от страха, от того и другого.
— Они что-нибудь несли?
— У одного была эта шумная палка, как твоя. — Снежный человек убрал распылитель; наверное, они помнят его еще с тех времен, когда уходили из «Парадиска». — Но они не делали шума. — Дети Коростеля совершенно бесстрастны. Они не понимают, в чем дело. Обсуждают этих людей, будто кроликов.
— Когда они приходили?
— Может быть, за день до сегодня.
Бесполезно расспрашивать их о прошлых событиях, они не считают дни.
— Куда они пошли?
— Они пошли туда, по пляжу. Почему они убежали от нас, Снежный человек?
— Может быть, они услышали Коростеля, — говорит Сакагавеа. — Наверное, он позвал их. У них на руках были блестящие штуки, как у тебя. Чтобы слушать Коростеля.
— Я спрошу у них, — говорит Снежный человек. — Я пойду и поговорю с ними. Я сделаю это завтра. А сейчас я пойду спать. — Он поднимается на ноги и морщится от боли. Наступать на больную ногу по- прежнему трудно.
— Мы пойдем с тобой, — говорят мужчины.
— Нет, — говорит Снежный человек. — Вы лучше не ходите.
— Но ты еще не совсем выздоровел, — говорит Императрица Жозефина. — Тебе нужно мурлыканье. — Она встревожена, меж бровей залегла едва заметная складка. Странно видеть такое выражение на идеально гладком лице.
Снежный человек подчиняется, и новая команда — на этот раз три мужчины и одна женщина, наверное, решили, что ему нужно интенсивное лечение, — склоняется над его ногой. Он пытается почувствовать ответную вибрацию внутри себя, думая — уже не в первый раз, — что, может, этот метод действует только на них. Люди, которые не мурлычут, внимательно наблюдают, некоторые тихо переговариваются, и через полчаса за дело принимается новая команда.
Он не может расслабиться, хотя знает, что это нужно. Он думает о будущем, ничего не может с собой поделать. Мозги кипят, перед полуприкрытыми глазами мелькают и сталкиваются варианты. Может, все будет хорошо, может, эти трое хорошие люди, вменяемые, добрые, может, ему удастся как следует объяснить им про Детей Коростеля. С другой стороны, эти трое могут воспринять Детей Коростеля как уродов, дикарей, нелюдей и вообще потенциальную угрозу.
Перед его глазами мельтешат примеры из истории, кнопки из «Крови и Роз»: гора черепов при Чингисхане, кучи туфель и очков в Дахау, забитые трупами горящие церкви в Руанде, разграбление Иерусалима крестоносцами. Индейцы племени аравак приветствуют Христофора Колумба, дарят ему цветы и фрукты, улыбаются. Скоро их уничтожат или свяжут и бросят под кровати, на которых станут насиловать
