важнее.
Ну вот, я полез в философские дебри, как папа Тори, хотя обещал не лезть. Все-все, грузить не буду. Депрессию ведь никто не заказывал? А то стану таким, как Джо. Видит, что стриммер-триммер пашет, как новенький, видит, что я уже намылился на выход, и все равно усаживает меня у окна с видом на террасу и с места в карьер начинает грузить: куда катимся мы, куда катится мир, куда катится Вселенная… А потом раз — и замолчал. Так бывает, когда слишком тяжелые мысли одолевают. До проблем с сердцем он был поживее, хотя я все равно не мог ни слова вставить. А когда он замолчал, тоже как-то глупо было встревать. Я решил, что такая у меня сегодня миссия — высидеть рядом с Джо в этом парнике под окном. Иногда он даже к «Рухнувшему миру» прикапывался (я ведь рассказывал об игре) — и чем больше говорил, тем больше распалялся, хоть он игру в глаза не видел. Не успокоился, даже когда Барбара (мама Тори) попросила убрать стакан и слегка поостыть, а то мало ли, сердце… Вряд ли, при всем при том, Джо волновался, что в игре — как часто жалуются — слишком много насилия. Его, кажется, больше беспокоило, что можно «практически переселиться в вымышленный мир» и проводить там столько времени. Это не настоящая жизнь, твердил он. Это не жизнь. Нужно жить в реальном мире.
Да. Знаю. Все правильно. А что, работать менеджером по закупкам в сети супермаркетов — это настоящая жизнь? Я так и спросил, но Джо оставил вопрос без ответа. Сидеть на веранде и смотреть, как приходящий садовник выуживает листья из бассейна — это настоящая жизнь? Да и вообще, спрашивать, настоящая ли это жизнь — это что, настоящее? Ничего не имею против Джо, но его мнение о «Рухнувшем мире» мне в принципе без разницы. В конце концов, «РМ» — тоже часть жизни. Это мир — часть настоящего мира. Вот и все.
Мне часто задают вопрос: в чем смысл «Рухнувшего мира»? Какая у Рэя задача? В других играх все проще — например, у Талина в «Прыгающем камне» тридцать дней на то, чтобы восстановить машину времени, перебраться домой и спасти будущее — яснее некуда. У Кэролайн Херст в «За гранью добра и зла» тоже миссия проста и понятна, а вот у Рэя… У него есть задания, есть конкретные цели — победить ГАРС или Чана, напасть на Эрцгерцога, разгромить ГосКорп, перебить всех злодеев; он должен выигрывать гонки, уходить от погони (днем и ночью), разгадывать загадки, собирать карты, амулеты, заколдованные кольца, переезжать из города в город, добраться до Дальних земель, освободить несколько городов от нашествия зомби и роботов, найти и спасти Рейчел и так далее, и тому подобное. Могу продолжать хоть до миллиона. На самом же деле все предельно просто: главное, чтобы Рэй не погиб.
Не знаю, понятно так или нет. Уже поздно. Я устал. Наверное, продолжу завтра. Как говорит тетя Тори, нечего слишком много думать на ночь. А когда еще думать, если не ночью? Видимо, это нарочно так устроено — ночь шутит странные шутки. Короче. У Рэя есть задача. Она рождает много вопросов, и на все я ответить не могу, но тем-то игра и хороша. Зачем играть в игру, где все ответы известны заранее? Я стараюсь. Раньше я прохождений не писал, это первое. Я вымотался. Уже поздно, я, кажется, повторяюсь. Нечего слишком много думать на ночь. Напишу это предложение — и спать.
ЛЯО ПИ
Следующая часть игры начинается с почти черного экрана. Рэй, видимо, как-то выбрался (из грузовика и цепей), потому что цепи исчезли, как и грузовик. Рэя почти не видно в темноте, он скорчился на полу бесформенной грудой.
Шаги. Рэй пытается встать, но понимает, что привязан к батарее. Плохо. Попробуй подвигаться, сразу все станет ясно. Входит «тюремщик», ставит на пол миску с водой, смотрит на Рэя угрожающе и, пожав плечами, удаляется. Привыкай. Время теперь еще долго будет измеряться визитами этого тюремщика. Метроном, раздающий воду и тычки под ребра. В тусклом свете, пробивающемся из коридора, различаются контуры крохотной комнаты, куда посадили Рэя. Ни окон, ни мебели. Тюремщик закрывает дверь и все снова погружается в темноту. Двинуться нельзя, закричать тоже — кляп мешает.
Пройдет время (несколько дней, а может, дольше), пока глаза привыкнут к темноте. Постепенно из темноты проступают контуры тюрьмы, куда тебя (то есть Рэя) заточили. Похоже на подвал. Толстые каменные стены. Грязь на полу. Ржавая металлическая дверь. Запустение, и Рэй, связанный, как дикий зверь.
Я подскажу, что делать: 1) натягивай веревки и бейся, пока узлы не ослабнут; 2) когда сможешь более или менее свободно шевелить кистями рук, дотянись до едва различимого на полу маленького камушка — метрах в двух от тебя, наполовину втоптанный в грязь. ПРИМЕЧАНИЕ: тот, который напоминает наконечник стрелы (или лошадиную голову), а не тот, который похож на сморщенную почку или огромную грязную козявку.
Мозголом считает, что эта сцена — отличный пример непостоянства и относительности всего в мире. Ведь у Рэя был целый склад оружия и боеприпасов, и еще куча разного добра — бластер, меч, ручная граната, фотографии, газеты, карты и зелья. А теперь он раздет догола, и все имущество — дурацкий грязный камень. Камень — и больше ничего. Блин. Но вот какая штука — бывает, что ценнее этого камня у тебя во всем мире нет. Даже забавно. Правда, тяжело сохранить чувство юмора, когда чувствуешь сплошную боль и почти ничего не видишь. Ты, главное, жизненные показатели проверяй, а то кранты.
Тори ушла на свою подработку — скучную, краткосрочную и полную разгильдяев, зато ХОРОШО оплачиваемую, что по нынешним временам ценно, учитывая жизнь, плату за квартиру и счета, потому что в «Доменико» до сих пор придерживаются принципа «оплата курам на смех». Ха-ха! Спасибо Мирославу и Бранимиру, посмеялся от души. Отдельное спасибо за то, что печь по-прежнему жарит как ядерный реактор на грани взрыва, и мы лопатой гребем жалобы от клиентов, которым почему-то не нравится налет копоти на круглых хреновинах «маринара». Тут все такие консерваторы в еде, как говорит Эштон. Ясно, знаток — посмотрел «Геи среди шеф-поваров» и все, теперь он профи. Ежу понятно, что к новому блюду «Выжженная земля» народ привыкнет не сразу.
Вчера, дорабатывая смену, мы шутили, что скоро заявится комиссия по атомной энергии выяснять причины резкого повышения радиоактивности в нашем районе. Представили, как эти ученые пялятся на огромную подсвеченную карту, видят, как в самом центре полыхает оранжевым печь в «Доменико», чешут в затылке и думают: «Какого, спрашивается, хрена?»
Мирослав все это время околачивался поблизости — типа присматривал, но против ничего не сказал. (Да и с чего бы? Мы не зашиваемся, что, поболтать нельзя?) Хотя видно было, что наше веселье его настораживает. В конце концов, он подошел и начал спрашивать: «В чем дело?», а мы не могли объяснить. Эштон выкрутился, наплел, что клиент глупость ляпнул, вот мы и хохочем. Мирослав понимающе закивал, чуть ли не выплюнув «к-клиент». Если он кого и презирает больше, чем своих подчиненных, так это клиентов.
Вспомнилось, как мы с Клокворком, Вентером, Мозголомом и БагМэпом колбасились на пустыре за рекой у большого моста (не у того, который самый большой, а у второго). БагМэп качался на старом выброшенном стуле — одну ногу на сиденье, вторую на спинку и переворачивал стул — как клоун в цирке, потом вскидывал руки и кланялся: «Спасибо, дорогие друзья, спасибо!» И так снова и снова. Мы валялись.
Наверное, стояло лето, потому что время было позднее, но еще не стемнело. (Да-да, понимаю, ближе к делу. Сейчас все будет.) БагМэп упражнялся со стулом. И вдруг он как навернется, и прямо об землю головой — хрясь! И сразу кровища. Я кое-как заткнул салфетками из «Старбакса», а БагМэп стонет, и глаза у него (я, собственно, к тому и веду) прямо как у Рэя в этом подвале. То ли смертельный шок, то ли жуткий страх. Вот так же смотрел БагМэп, а потом заревел, как маленький, и никто не знал, что сказать.
В больнице ему наложили шесть швов и обозвали дураком.
Точняк. Мне постоянно приходят жалобы, мол, народ типа хочет, чтобы я уже прекратил грузить своими воспоминаниями, поменьше отвлекался на Тори и страдал фигней. Ребята, я же хочу написать хорошее прохождение, думаете, это ПРОСТО? Как бы объяснить? Я не смогу быть вам хорошим гидом, если не дам почувствовать то, что чувствовал сам, не поделюсь своими ощущениями. Не знаю. Я прокладываю тропу. Но даже если вы пройдете за мной след в след, это все равно будет не одно и то же. По-другому.
