если он в беде. Вот только сначала ты поживешь у нас несколько дней, придешь в себя. Прошлой ночью ты нас напугал.
— Я очень ценю ваше гостеприимство, но мне нужно быть в Париже уже сегодня вечером.
— Вечером! — воскликнул Анри, обменявшись с Аделиной недоверчивым взглядом. — Да что за важность такая?
— Вопрос жизни и смерти, пациентка… — Ложь легко сорвалась с его языка. — Если до семи вечера она не получит особого эликсира, который сейчас у меня в саквояже… я опасаюсь худшего.
Анри снова взгляну на жену. Та ответила кивком.
— Ну ладно, — сказал он. — На кону человеческая жизнь, и наш христианский долг спасти ее. Садись поешь, наберись сил. Отбываем через час.
Сьюард с облегчением уселся за стол, тут же уступив мудрости Анри.
— И выразить не могу, как же я благодарен тебе, мой друг.
Аделина заставила его умолкнуть, поставив перед ним тарелку, полную еды.
Анри повернулся к детям.
— Идемте, поможете мне подготовиться к полету.
Час спустя Сьюард с саквояжем в руках вошел в амбар. Уже много лет ему не доводилось так наедаться. Он надеялся, что пища придаст ему сил, чтобы бороться с все учащающимися приступами морфийной горячки.
Механик перетаскивал на поле металлические канистры с топливом. Анри, склонившийся над беспроволочным телеграфным аппаратом, поднял взгляд на Сьюарда.
— Я телеграфирую приятелю, чтобы поджидал нас на своем поле в Виши, — пояснил он. — Это ровно полпути, там нужно будет дозаправиться.
— Можно ли и мне отправить сообщение? — спросил доктор.
— Разумеется!
Сьюард достал из кармана небольшую карточку.
— Нужно, чтобы один человек получил телеграмму на свой личный аппарат в театре «Одеон». Вот его код.
Анри набил необходимые цифры.
— А само сообщение?
Телеграмма доктора Джека Сьюарда — Басарабу, театр «Одеон», Париж
Графиня Батори в Париже. Остерегайтесь.
Через несколько секунд они уже шагали к моноплану конструкции Блерио,[17] принадлежавшему Анри. Издалека казалось, что перед ними один из эскизов Леонардо да Винчи, воплощенный в жизнь при помощи ниток и папье-маше. «Обшивка» состояла из пригнанных друг к другу листов клееной фанеры. Кабина возвышалась на двух велосипедных колесах, пропеллер мог похвастаться лишь парой лопастей.
— Вот она, малышка, — с сияющей улыбкой объявил Анри. — Пятьдесят лошадиных сил, летает на высоте до двух тысяч футов.
У Сьюарда так захватило дух, что он не нашелся с ответом. Сын Анри тем временем взял его саквояж и закрепил в багажном отделении, под которое отводилась задняя часть кабины. Сьюард смотрел, как Анри целует жену и детей и бодрой походкой шагает к аэроплану, и голова у него кружилась от восторга. Доктор с трудом мог поверить, что через несколько мгновений поднимется в воздух.
— Надень очки! — крикнул Анри и надвинул на глаза большие летные очки. Сьюард последовал его примеру. — И когда будем взлетать, не открывай рта, если не хочешь наесться мух.
Сын Анри раскрутил пропеллер, и мотор стал медленно, с ревом просыпаться. Механик приподнял хвост машины, в то время как Анри устремил ее вперед. Линия обрыва стремительно приближалась. А может, не такая уж и хорошая это идея, подумалось Сьюарду, стиснувшему от ужаса челюсти. Но когда до обрыва оставалось всего ничего, аэроплан резко взмыл вверх, отчего у доктора возникло ощущение, будто все его внутренние органы ушли в ноги. Окинув взглядом побережье, он приметил знакомые очертания замка Иф — знаменитой тюрьмы, расположившейся в миле от Марселя. На дорогу от Марселя до Виллефранш-сюр-мер у него ушло несколько часов. По воздуху он покроет это расстояние за какие-то минуты. Ему было известно, что Батори, как и все не-мертвые, наслаждается могуществом, которое дает полет. Теперь к этому удовольствию приобщился и он.
Четыре часа спустя их аэроплан уже стоял на поле в Виши, ожидая дозаправки. Чтобы вытащить из амбара бочку с горючим и докатить ее до самолета, потребовались усилия троих мужчин. Когда бочка — с немалым трудом — была поставлена на попа, Сьюарду поручили ручным насосом перекачать ее содержимое в бак аэроплана. Фермер тем временем следил, чтобы топливный шланг оставался неподвижным, и контролировал уровень жидкости в баке. Пары горючего, смешанного с керосином, щипали Сьюарду глаза. Повернув голову, он стал наблюдать, как Анри обходит свою машину, проверяя на повреждения каждый болт и хрупкую фанерную обшивку. Мысли доктора разбрелись, и его взгляд рассеянно остановился на тени от моноплана, меняющейся сообразно передвижениям солнца в полуденном небе. Казалось, что вместо тени от крыльев невысоко над землей скользит большая летучая мышь. И на Сьюарда вновь навалилась тьма.
— Не переставай качать! — велел ему Анри. — Нам нужно подняться в воздух, прежде чем поменяет направление ветер. Если придется идти против ветра, то до Парижа нам горючего не хватит. Не знаю, как ты,
Из горловины бака потекло горючее. Анри сделал доктору знак остановиться и крикнул:
— C'est tout![19]
И Сьюард вырвался из плена мрачных раздумий.
Глава V
Едва моноплан, прокатившись по выгону перед коневодческой фермой, остановился, Сьюард отстегнул ремни, упал на землю и поцеловал ее.
— Больше, пока я жив, никаких полетов, — проговорил он дрожащим голосом, чуть только затих мотор. Подняв глаза, он увидел, что Анри Сейме выплясывает на фюзеляже, точно ребенок на рождественском утреннике.
— По моим оценкам, с момента последней дозаправки мы пролетели двести пятьдесят миль. Получилось! — воскликнул Анри и тут же принялся за подсчеты. — Так, если забраться еще на двести пятьдесят миль от Парижа, куда можно попасть?
— Вероятно, в Лондон, — хмуро подсказал Сьюард, вспомнивший о родных местах, и потянулся за саквояжем.
— Раз теперь известно наверняка, что моей малышке такие расстояния по силам, то я полечу в Лондон — и договорюсь, чтобы представители прессы встретили меня и документально подтвердили: я — первый человек, пересекший Ла-Манш по воздуху и перелетевший из Лондона в Париж. Тогда я стану
— Спасибо за все, Анри, — сказал доктор с вымученной улыбкой.
—
Анри расцеловал Сьюарда в обе щеки, крепко сжал ему руку на прощание и зашагал к дороге. Доктор
