Продана

– Нет, – возразила Татьяна. – Все скоро устаканится, вот увидишь, – утешала она меня.

– Устаканится? – Я отвела ее руку в сторону и с удивлением посмотрела на нее.

– Вот именно. Правда, будет лучше.

– Ты считаешь, что…

«Может, Татьяна все же согласится бежать со мной?» – почему-то подумала я. Как же я обрадовалась. Не так уж и много надо человеку, чтобы почувствовать себя счастливым. Кусочек надежды, прикосновение руки…

– Нам теперь будет лучше, – повторила Татьяна.

– Теперь?

Сердце оборвалось. Ничего не изменится. Татьяна и не думала бежать. Ее мысли были заняты совсем другим.

– Наташ, наверное, нам в Швеции будут платить, – сказала она.

– Так ты это имела в виду?

– Получать деньги – что же в этом плохого? – произнесла она непонимающе.

В ответ я только застонала. Как же ей объяснить, что я не хочу быть проституткой? Не хочу! А Татьяна продолжала щебетать:

– Я смогу зарабатывать по пятьдесят – сто долларов в день, если постараюсь. За десять дней – это почти тысяча, а за сто – целых десять тысяч! За год я смогу скопить на небольшую квартирку! О, я буду счастлива!

Я с изумлением смотрела на нее: как можно быть такой тупой и верить, что ты заработаешь на квартиру? Если бы все было так просто, проституция считалась бы престижным занятием.

– Тань, неужели ты думаешь, что Марат будет давать тебе деньги? Да он их лучше себе возьмет, – я попыталась охладить ее энтузиазм.

– Насколько я знаю, сутенеры берут себе только половину денег, а остальное ты можешь оставить себе. Во всяком случае, так было в Москве, – ответила она.

– Что-то ты в Литве денег не получала…

Я и не заметила, как мы перешли к обсуждению вопроса об оплате нашего труда. Это было противно. Как я могла? Меня вынудили заниматься проституцией, а я как последняя блядь сижу и разглагольствую тут о деньгах. А в чем, собственно, разница между блядью и проституткой? Блядь – это самая последняя стадия унижения, а проститутка – это профессия?

Я вспомнила об одной книге какого-то классика, которого мы проходили в девятом классе школы. Классик описывал бордель, в котором жили проститутки, или девочки, как их называл писатель. Он, может, и жалел девочек, описывая, как они попали в бордель, а я нет. Я считала, что они сами виноваты, хотя многие были вынуждены работать в борделе, после того как оступились в жизни, забеременели или совершили еще какой-нибудь проступок. И судьба героини меня тогда волновала мало. Она была продана в бордель своим женихом, занятие которого состояло в том, чтобы покупать девушек в одном борделе и продавать в другой. Он был такой жадный, что не мог удержаться от того, чтобы не продать свою невесту, когда ему предложили за нее хорошую цену. Учительница объяснила нам, что женщины в царской России были полностью бесправны. Тогда я не подозревала, что меня ожидает та же участь, хотя Россия теперь не царская, а демократическая. Меня обманул Сергей, или как его там звать, и продал Марату. О, как я его ненавидела и как ненавидела теперь всех мужчин! Эти козлы пыхтят во время полового акта, стонут и пускают слюни от удовольствия… Меня до сих пор трясет при одной только мысли об этом.

– Когда ты выздоровеешь, ты все это забудешь и пойдешь дальше, – сказала мне докторша.

– Как так?

– Ты все это отбросишь.

– Это красивые слова, и только.

– Ты не должна винить себя, Наташа. Это не твоя вина, что ты попала в лапы к сутенерам.

– Я могла сопротивляться до последнего, но я этого не сделала. Я нисколько не сопротивлялась, когда меня трахали.

– Но ты и не могла сопротивляться, – сказала докторша.

– В полиции говорят, что могла.

– Ты имеешь в виду шведскую полицию, которая допрашивала тебя?

– Да.

Я вспомнила, как унизительно было отвечать на вопросы. Еще хуже было, что рядом находился переводчик-мужчина, который переводил со шведского. Если бы на его месте была женщина, возможно, мне было бы легче. Она бы лучше поняла бы меня.

В полиции задавали глупые вопросы о том, сопротивлялась ли я во время секса, испытывала ли я удовольствие.

– Но это не было сексом, это было изнасилование, – возмутилась я.

– Ты что-нибудь кричала? – поинтересовался толстый блондин в полицейской форме.

– «Нет» по-английски.

– Но ведь твои клиенты могли подумать, что ты кричишь от удовольствия…

– А ты бы закричал «нет» от удовольствия, если бы в твою жопу вставили член?

Полицейский с удивлением посмотрел на меня, потом склонил голову над протоколом и что-то застрочил.

– Понимали ли твои клиенты, что ты выражала протест, – слово «протест» он подчеркнул особо, – когда ты участвовала в групповом сексе?

Ну что мне было ответить? Я чувствовала себя беспомощной, мне было трудно объяснять что-либо человеку, который мне не верил.

– Хорошо, при изнасиловании было много участников?

– Да.

– Они держали тебя за руки или за плечи, чтобы ты не сопротивлялась?

– Они держали меня за руки, но не потому, что боялись встретить сопротивление. Они вообще не думали, что я могу сопротивляться.

– Тогда это не было изнасилованием, – заключил полицейский.

Я окаменела. Полиция мне не верила, никто мне не верил. Кто же поверит на слово проститутке? Быть вором или убийцей намного выгоднее, чем быть проституткой. Проститутка – это самое худшее в жизни. Я читала в глазах полицейских презрение. Такое же презрение читалось в глазах переводчика. Проститутка, блядь… Стоит ли принимать во внимание ее слова? Могла ли я надеяться, что когда-нибудь все это кончится?

Люди ненавидят таких людей, как я, – проституток. Женщины ненавидят нас за то, что мы представляем для них реальную угрозу. Они ревнуют нас, потому что их мужья идут к нам, вместо того чтобы испытывать удовольствие с ними. Мужчины ненавидят нас за то, что знаем их тайну. А тайна очень простая: похоть, и больше ничего.

Эвелина однажды рассказывала о клиенте, которого она хлестала плетью, а он от этого получал удовольствие. Ну и ну! Сделать больно мужику! Да я бы так его излупила, что он бы не выжил. Какое уж тут удовольствие…

Я вспомнила об одном клиенте, которого обслуживала в Швеции. Он привязал меня к спинке кровати и насиловал непрерывно в течение часа, но так и не смог спустить сперму. Тогда он стал бить меня. На губах его выступила пена. Я перепугалась тогда насмерть. Татьяна потом сказала, что он был больной человек. Она его тоже обслуживала, он всегда был жестоким…

В восемь часов пришел Марат и забрал нас из каюты. Он бросил на меня изучающий взгляд и, по всей видимости, остался доволен. Он четко проинструктировал нас, что делать и какую плату брать с клиентов. Мы должны были сидеть в баре и ловить клиентов сами. Они с Радиком будут сидеть поблизости и контролировать нас.

– За полчаса возьмете семьдесят баксов. Обычный минет – пятьдесят, трахаться в жопу – сто зелененьких.

– А если будет больше, чем полчаса? – спросила Татьяна.