Он улыбнулся. Так улыбается раздосадованный отец, когда его чадо не понимает самых простых вещей.
— Может быть, ты и прав. Я, возможно, воспользуюсь твоим советом. Но сначала дослушай меня до конца, и тебе все станет ясно. И тогда, если ты по-прежнему будешь считать, что это все полный бред, — добавил он, может быть, резче, чем нужно, — я больше уже никому не скажу об этом ни слова.
— Но ты так волнуешься, Карлос… Тебе это вредно, — слабо возразил я.
— Габриэль, мне нужно кому-нибудь рассказать.
— Но…
— Спустя несколько лет после смерти отца, — перебил меня Карлос и даже приподнял руку, давая знак замолчать, — я снова встретил Высокую Даму. Было раннее утро. А точнее — пять утра. Рассвет только-только забрезжил. Я шел по улице один. Я был в глубокой задумчивости и про Высокую Даму вообще не думал.
Карлос умолк, достал из кармана платок и вытер вспотевший лоб. Он сделал глубокий вдох, как бы собираясь с духом, перед тем как продолжить рассказ.
— Я шел, глядя под ноги, а когда поднял голову… Я увидел ее, Габриэль. Она была совсем рядом. В каких-нибудь двух шагах. Мне стало так страшно, что я едва не лишился чувств. Я понятия не имел, откуда она появилась! Она смотрела мне прямо в глаза. И ухмылялась все так же насмешливо и отвратительно. И обмахивалась веером, как в тот раз — так же жеманно и даже игриво. Я набросился на нее. Я не знаю, что на меня нашло. Так, наверное, кошка, загнанная в угол, бросается на собаку. Я схватил ее за шею и ударил головой о стену. Потом еще раз… Потом еще… Я как будто лишился рассудка. Я кричал дурным голосом, но она…
— Что она, Карлос?
— На нее ничего не действовало. Мои удары не причиняли ей боли. Я отпустил ее и с отвращением уставился на свои руки, прикасавшиеся к ней. К ее серой, замшелой коже. «Ты помнишь, что было шестнадцатого ноября?» — прошипела она. Как я мог забыть день, когда умер мой отец и когда я впервые увидел ее?! Я медленно кивнул. Один раз, другой, третий. «Этот день ты запомнишь тоже!» — выкрикнула она, разразившись мерзким хохотом…
Карлоса трясло. Я прикоснулся к его руке, как бы давая ему понять, что продолжать не нужно. Но теперь уже ничто не могло его остановить. Он собирался высказаться до конца.
— Я был вне себя от ярости. Я кричал на нее: «Я тебя ненавижу, всегда тебя ненавидел!» И она ответила мне робким игривым шепотом, от которого меня охватила дрожь омерзения: «Да, ты всю жизнь знал меня и всю жизнь ненавидел, но я знала тебя еще дольше. Я знала тебя до того, как ты появился на свет. И когда ты умрешь, мы с тобой встретимся и по ту сторону смерти». «Кто ты?» — в ужасе выкрикнул я. И она мне сказала: «Я —
Он произнес это слово с такой жгучей яростью, что я невольно отпрянул.
— Она плюнула мне в лицо. Ее слюна… вязкая, липкая и зловонная… прилепилась ко мне, как присоска. А потом она подхватила юбки и побежала прочь. Да, побежала. Но я не слышал звука ее шагов. Я опустился прямо на мостовую. Кажется, я был в беспамятстве. Через час меня там нашел прохожий. Священник. Я не сказал ему, что со мной произошло. Он, наверное, подумал, что мне стало дурно или что я был пьян. Он помог мне добраться домой. И как ты думаешь, Габриэль, кто ждал меня дома?
— Кто?
— Полковник Фалькон. Он вновь приехал из Севильи, чтобы сообщить мне дурную весть. То, о чем я сейчас говорю, случилось три недели назад. Он приехал сказать мне, что Хоакина, моя любимая, умерла.
Карлос закрыл лицо руками, сотрясаясь от беззвучных рыданий.
Я молчал, потрясенный его рассказом. Больше всего меня волновало состояние моего друга. Поверил ли я в существование Высокой Дамы, этой вестницы смерти? Нет, не поверил. Но я понял, что сам Карлос верит в нее. Честно сказать, я подумал, что он помешался от горя. И даже более того, я решил, что мой друг и раньше был предрасположен к чему-то подобному, поскольку его странная фобия, которая проявилась в нем с ранних лет, явно указывала на некоторую душевную нестабильность. Разумеется, все свои соображения я оставил при себе. Но он, кажется, понял все и без слов. С этого времени он больше ни разу не упомянул про Высокую Даму — ни в разговоре со мной, ни, насколько я знаю, в разговорах с кем-то еще.
Когда я собрался уходить, Карлос вновь занялся своей дощечкой.
— Ты мне покажешь, когда закончишь? — спросил я.
— Когда я ее закончу, ты ее непременно увидишь, — отозвался он, не подняв головы.
Через несколько дней мне пришлось в срочном порядке уехать в провинцию Альбасете: мне поручили проследить за восстановлением затопленной шахты. Я написал Карлосу несколько писем, но ответа не получил. До меня доходили слухи, что он очень болен, что у него желудочная лихорадка и разлитие желчи. Примерно через год после того, как мы с ним расстались, я получил письмо от его сестры. Это было приглашение на похороны. Похороны Карлоса. Его сестра писала, что он впал в глубочайшую депрессию после смерти Хоакины и тихо угас, так и не оправившись. Я был потрясен до глубины души.
Поместье семьи Карлоса находилось в деревне, в нескольких милях от Севильи, а фамильный склеп — на кладбище Санта-Мария. Двенадцать карет похоронной процессии медленно продвигались по узким улочкам старого городка. За процессией шли слуги и работники поместья. Их было, наверное, несколько сотен. Все хотели отдать последнюю дань уважения моему бедному другу.
Я ехал в одной из карет, замыкавших процессию. Со мной было еще трое мужчин. С одним из них я был знаком. Мы с ним вместе учились инженерному делу, хотя впоследствии не виделись ни разу. Однако мы разговорились на правах старых знакомцев. Мы как раз говорили о Карлосе, и тут я случайно взглянул в окно, и мое внимание привлекло одно любопытное здание.
— Взгляните! — Я указал своему собеседнику на заинтересовавшее меня строение. — Этой мавританской постройке более четырехсот лет, и я готов поспорить, что она простоит еще четыреста.
Он согласился со мной и пустился в пространные рассуждения о мавританской архитектуре. Я уже и забыл, каким он может быть нудным, и вежливо кивал головой, хотя и не вслушивался в его слова. Я рассеянно глядел в окно. Люди на улицах, по которым тащился наш скорбный кортеж, приостанавливались, завидев нас, чтобы отдать дань уважения покойному.
Мы как раз проезжали мимо небольшой группы людей, и тут мне бросилась в глаза одна женщина. Она стояла чуть позади, но из-за необыкновенно высокого роста выделялась из толпы — она была на голову выше самого высокого из мужчин. Мне показалось, что наши взгляды на мгновение встретились. Я откинулся на сиденье. Мрачные мысли нахлынули на меня. Между тем мой собеседник продолжал бубнить.
— …Хотя, быть может, вы иного мнения, Габриэль? Габриэль!
— Прошу прощения?
— Я спросил, каково ваше мнение.
— Э-э… — неуклюже замялся я. То, что я сейчас увидел, никак не шло у меня из головы.
— Что вы думаете по этому поводу?
— Я? Я полностью с вами согласен. — Я надеялся, что теперь он замолчит.
Мне надо было сосредоточиться. Неужели это была она, Высокая Дама? Увиденное мелькнуло так быстро, что я не мог быть уверен. Я тряхнул головой, мысленно обозван себя идиотом. В конце концов, в Испании много высоких женщин!
Старинное кладбище Санта-Мария производило гнетущее впечатление. Скорбные напоминания о смерти — белые мраморные кресты, вырезанные из камня изваяния святых, алебастровые Девы Марии возвышались угрюмо и мрачно над могилами давно почивших людей.
Гроб с телом Карлоса перенесли с катафалка на носилки и далее понесли к месту его последнего успокоения. Следом за носилками тянулась процессия скорбящих — родственники и друзья. Народу было много, и прошло немало времени, прежде чем все собрались у могилы.
Гроб опустили в землю. И тут я увидел, что к крышке гроба прибита круглая деревянная дощечка с
