поговорить с вами об этих деньгах, потому что сама не в силах.
Юнас глубоко затянулся, и дым постепенно выходил из его легких, пока он говорил.
– Я… мне бы не хотелось говорить об этом здесь. Не лучше ли нам встретиться где-нибудь, скажем, через полчаса.
Я взглянул на часы, будто день мой был расписан по минутам.
– Это вас затруднит? – спросил Юнас.
Я проявил благородство.
– Нет, я готов с вами встретиться. Только где?
– В пивном баре?
– Договорились. Может, заодно и пообедаем там, по крайней мере я.
Он пожал плечами.
– Значит, через полчаса, хорошо? – закончил разговор Юнас.
Он поднялся, давая понять, что у него еще масса дел на оставшиеся полчаса. За время нашего разговора он выкурил по меньшей мере три сигареты, и медленная смерть, которая подстерегает каждого из нас с момента рождения, приблизилась к нему еще на полчаса. Он проводил меня до двери и попрощался. Женщина с африканской прической попробовала осторожно мне улыбнуться. Это означало, что она не была уверена, клиент я или нет. Но мне все-таки не было сорока, и она улыбнулась суховато.
– Встретимся в следующий четверг за библиотекой, – подмигнул я ей и вышел.
18
Пивной бар был одним из немногих бергенских погребков, сумевших без фальши сохранить простоту и привлекательность старины. Расписанные Пером Швабом стены – с морскими мотивами, с изображениями старых домов, которых уж нет, и давно отслуживших свой век кораблей – переносят тебя куда-то вне времени. Публика здесь состоит не из крикливых студентов и полупьяной молодежи, как в большинстве ресторанов, а из обычных нормальных трудяг: продавцов, матросов, клерков – в основном мужчин. Сюда ходят не для того, чтобы подцепить девчонку. Сюда приходят, чтобы спокойно, в тишине выпить пива или хорошо и недорого поесть.
Я вошел и сел за один из столиков в глубине бара. Заказав пива и бифштекс из китового мяса, я ел и пил в тишине и покое.
Столы здесь были расставлены тремя параллельными рядами. Я сидел у дальней стены. Рядом со мной расположился крупный мужчина в сером пиджаке с большим животом, в котором спряталась пряжка от его ремня; он сидел, пытаясь выудить прошлое из своей кружки пива. А может, он просто дремал. На скамье у противоположной стены, сплетя пальцы рук, сидела молодая пара. Казалось, они никогда и ни за что не оторвутся друг от друга. Они, конечно, не знали, что это неизбежно произойдет после двух лет супружеской жизни.
Проникая сквозь витражи, с набережной доносился шум уличного движения. Мой китовый бифштекс был что надо.
Полчаса я наслаждался и чувствовал себя как никогда. Углубившись в свою вторую кружку приблизительно на полметра, я увидел, что в бар вошел Юнас Андресен. Он озирался, отыскивая меня. Я поднял палец, он кивнул и подошел. Из него получился бы хороший кельнер. Через одну его руку был переброшен плащ, в другой он держал «дипломат». И то и другое он положил рядом с собой на скамейку. Подошел кельнер, и Юнас заказал себе пол-литровую кружку, а когда ее принесли, сразу же заказал вторую.
– Я ведь прямо с работы, – пояснил он.
Мы молчали и пили: я – свое легкое пиво, он – тяжелое экспортное. Мы пили как старые друзья, которые встречаются ежедневно после работы и, когда бывают вместе, им не обязательно говорить о чем- либо.
Но нам все-таки было о чем поговорить.
Прикончив очередную кружку, Юнас уже начал запинаться на букве «с».
– Я не знаю, как много тебе рассказала Венке, – произнес он. – То есть я не знаю,
– Можно и на «ты», – сказал я и пожал протянутую мне руку.
– Юнас.
– Варьг.
– Ага, – сказал он и хохотнул, будто это было очень забавно. – Я полагаю, что она – я думаю, что она, наверное, нарисовала не слишком симпатичный мой портрет. Она бывает резковата, давая характеристики.
Это было трудное для произношения слово, но Юнас правился. Ведь не могли его держать в рекламном бюро ни за что.
– Ты женат? – спросил он, искоса глядя на мою правую руку.
– Нет. Но я был женат.
– Поздравляю. Значит, мы в одной лодке.
– Пожалуй.
– А когда ты был женат, ты изменял жене? Или вы разошлись из-за того, что вы…
– Нет. Просто у меня была работа.
