чрезвычайный случай агент, но случая не привелось, слава Богу.
Какое-то время его занимал КВН, особое развлечение для толстых девочек, которых никто не любит, и нервных мальчиков, не имеющих успехов в спорте и учебе. Юмор их был туземным, его любили только свои, быть звездой районного масштаба Сергееву было мало – его тянуло к взрослым, умным мужчинам и зрелым женщинам с высоким уровнем нервной деятельности.
Старший преподаватель кафедры сопротивления материалов стал его товарищем. Когда тебе двадцать, а другу тридцать пять – это существенная разница. Встретить такого человека – для юноши бесценный подарок. Многочасовые прогулки с разговорами обо всем, созвучность душ и понимание жизни в одном измерении – одни книги, одни фильмы, а главное, навигация старшего младшему без назидания и высокомерия.
Старший друг был женат, имел детей, но не имел кандидатской степени, необходимой, чтобы занять на кафедре важное и денежное кресло. Жена его пилила, создавала условия для научного творчества, а он запирался в кабинете и читал Дюма или спал, укрывшись газетой.
Жена находила его в этом бессовестном положении, стыдила, показывала на детей, которые умрут с голоду, когда его выпрут, он каялся и опять ничего не делал.
Его Сергеев тоже не сможет пригласить – за год до его смерти от ураганной онкологии они увиделись. К тому времени прошло тридцать лет, как они знакомы, но ничего не изменилось, контакт и понимание остались, только учитель стал желтее и суше. Он поделился радостью, что защитил в конце концов диссертацию за год до смерти, дети выросли, голод их миновал, жена успокоилась. Смерть настигла его сразу после защиты никому не нужной степени. Было понятно, почему он этого не делал раньше – не хотел умирать.
Они чудесно поговорили через тридцать лет, никаких недомолвок, никаких препятствий, как будто прошла неделя после каникул. Сергеев взял конверт с фамилией старшего друга и положил в стопку к ушедшим.
Женщин, которых он когда-то, казалось, любил, оказалось немного.
Одни растворились во времени, даже при напряжении мозга в попытках восстановить какие-либо детали прошлых страстей ничего не выходило – вспоминались какие-то обрывки или незначительные слова и картинки: от одной – бешеный взгляд при скандалах, от другой – потные подмышки и змеиные губы, от третьей – ничего, от четвертой – ужас и отчаяние при мысли, что мог бы жениться под воздействием страсти, принимаемой за любовь.
Насилуя память, Сергеев вернулся в 75-й год, когда он в первый раз изменил первой законной жене.
От первого брака осталось лучшее – только дочь, остальное – недоразумение. Когда через много лет анализируешь собственные мотивы и поступки, всегда удивляешься, как такое могло случиться с тобой, не тупым человеком, какой бес путает нас – ведь глаза видели. Откуда эта куриная слепота? Или ослепление настигает как кара за неведомые грехи?
Сергеев помнил два таких ослепления. Первое настигло после службы в армии. Он пришел в драной форме и с вшами, подхваченными в эшелоне, двадцать дней везшем его домой по просторам Родины. Когда-то в средней школе он читал про царскую армию, про вши, тиф и малярию. Оказавшись во вшивом вагоне с воинами Советской Армии в мирное время, он ошалел. Мама заставила его раздеться на лестнице перед квартирой, вспомнила свое военное прошлое, все сожгла в титане и ужаснулась телу сыночка в красных расчесах от вагонных насекомых.
Видимо, вши оказались заразными. После встречи с выпускником старшего курса он по его наколке пошел устраиваться в милицию на хлебное место – в отдел по борьбе с хищениями социалистической собственности.
Полковник в отделе кадров, увидев его, почему-то страшно удивился: он прочел в анкете, что его папа – инвалид по пятой графе (то есть немножко нерусский), и спросил, зачем ему все это, намекая, видимо, что Сергееву здесь не рады.
Больше он туда не ходил, но, представляя себя в форме, защитником народного добра, он до сих пор мелко крестится – бес попутал или насекомые были специально заражены силами темными.
Второе ослепление было еще сильнее – когда его Бог отвел от внутренних органов, он женился, родил ребенка и понял, что выбрал на рулетке жизни не ту цифру.
Жена не носки, ее не выбросишь утром под кровать, и в шкафу в стопке новые жены не лежат. Надо посмотреть вокруг, может быть, имеется альтернатива.
Альтернатива сидела в кабинете партийного просвещения на заводе, где он работал в вычислительном центре. Вычислительный центр был, а ЭВМ еще не поступила, ее еще не украли шпионы и не изготовили русские левши, но набрали народ готовиться к научному прорыву.
Делать на работе было нечего, времени для размышлений имелось навалом, и Сергеев решил полюбить Катю из парткабинета. Катя была хороша – золотая грива на голове, высокая грудь и юбка ниже колен, скрывающая неплохие ноги.
Она была строга, верность коммунистическим идеалам сушила ее плоть, она решила отдаться служению партии, вела себя как монашка Новодевичьевого монастыря.
Сергеев партию не любил, с детства брезговал общественными организациями.
Полюбить человека из стана врага стало для него испытанием. Он домогался Катю всеми доступными средствами – провожал ее домой, писал ей стишки, занимал очередь в столовой, на что-то другое не было денег.
Два месяца он окучивал Катю, заговорил ее до смерти, два раза дарил цветы – сирень и ландыши. В ресторан она не шла, ее убеждения не позволяли ей встречаться с женатым мужчиной, но со временем она привыкла.
Один раз они вместе ездили в колхоз, и во время обеда Сергеев заставил выпить ее винца, придумав праздник – День рождения коня Буденного. В теплый июльский день, в разгар полевых работ и после вина, она разрешила ему по бабьей слабости мелкие подачки в виде пары поцелуев и горячего бедра, которое она не стала убирать.
В роковую пятницу случилось непоправимое.
Жена уехала на дачу, Сергеев шел с Катей домой по сонному от духоты городу, каким-то чудом заманил ее в буфет на набережной и влил в стальное тело большевички стакан красного вина. Она, прилично забалдев, открыла все шлюзы, ее прорвало, как старую дамбу в Нью-Орлеане.
На грязной лавочке, на сиденье которой люди ставили ноги, он добился определенных успехов на верхнем этаже ее немаленького тела. Ее грудь на время досталась идеологическому противнику, почти диссиденту, но ни пяди основного бастиона она даже под наркозом не уступила бы.
Сергеев был счастлив, он обладал желанным, настроение стало очень приподнятым, ему все время хотелось выкрикнуть строчку из культового фильма: «Кто еще не пробовал комиссарского тела?» Антисоветская борьба за Катины трусы разгоралась.
У него уже вопрос так не стоял, стояло совсем другое, и он пошел в атаку. До Катиного дома парочка долетела на крыльях Эроса, но перед подъездом девушка что-то застопорила, они сели у песочницы, и она стала говорить, что уже поздно. Сергеев понимал, что отступать нельзя, зверя надо было добить в его логове, но тут луна закрылась и стало холодно, группа подростков-патриотов обступила знойную парочку.
Они очень не любили, когда помеченная ими территория поганилась посторонними. Сергееву хотелось превратиться в камень, в беседку на детской площадке, он зажмурился, как всегда, но они не исчезли, он представил, как бьют его нетренированное тело, и онемел окончательно.
Член правящей партии Катя отступать не собиралась, она призвала их к порядку, взяла Сергеева за руку и повела к себе, представив его своим мужем.
В темной прихожей Катиного логова хищник Сергеев как-то сник, напряжение от встречи во дворе убило нарастающее чувство, он сбежал из нехорошего района и только дома под семейным одеялом понял, что адюльтер – смертный грех и Бог не фраер, он все видит.
Катя состарилась на обломках Советского Союза, так и не узнав плотской любви, теперь она живет в монастыре и молится с прежней неистовостью.
Почему-то после Кати возник Милявский. Они служили вместе в Советской Армии в далеком
