Писатель медленно кивнул, на него невольно произвела впечатление энергия, с какой говорил Каун. И он был склонен ему верить. Если же это всего лишь актёрская игра, то Каун напрасно зарыл в землю огромный талант.
И он был прав. Его правота раздражала Эйзенхардта, он должен был в этом признаться. Может, совершенно справедливо, что Каун миллионер, а он – всего лишь писатель, который не знает, как расплатиться за свой типовой домик.
Может быть, путешественникам во времени пришлось появиться в прошлом ещё раз – незадолго до той беды, чтобы предотвратить её. Хотя – тут снова приходится вступать в область пресловутых парадоксов времени. Допустим, один из путешественников во времени попал в катастрофу, в которой погиб. Его коллеги отправятся в прошлое перед этой катастрофой и предотвратят её. Но если катастрофы не случится, то у них не будет повода совершать эту маленькую поездку, и следовательно, они не смогут предотвратить катастрофу, и она всё же произойдёт. После чего они вернутся немного назад до неё – и так далее.
– И даже если один из членов гипотетической группы влюбился там, – продолжал Каун, – то он смог бы взять девушку с собой в будущее. Уж это было бы надёжнее, чем оставлять в прошлом человека, которому знакома история предстоящих двух тысяч лет.
– Но перепрыгнуть через две тысячи лет, – возразил Эйзенхардт, – было бы культурным шоком, который не так легко преодолеть…
– Ах, да бросьте, миллионы людей в развитых странах его преодолели. Вы когда-нибудь видели семидесятилетнего австралийского аборигена, работающего за современным компьютером? А я видел. Поверьте мне, человек рождения нулевого года легче привыкнет к нашему сегодняшнему образу жизни, чем наоборот. – Каун невольно помотал головой. – Не говоря уже о том, что и сейчас на нашей земле найдётся достаточно мест, где всё ещё живут так же, как две тысячи лет назад.
– И даже если он, не знаю уж почему, остался бы в прошлом, – вставил профессор Уилфорд-Смит, – то для чего ему оставили бы инструкцию по эксплуатации, но без камеры?
Писатель некоторое время обдумывал свои соображения второй половины дня. Что-то там было ещё…
– Я спрашивал себя, – начал он размышлять вслух, – если в ближайшие годы действительно будет изобретён способ путешествия во времени, не станут ли неизбежными приключенческие путешествия в прошлое. Так, как практикуют наши специализированные турфирмы. Ведь туристы уже ездили в Югославию в места боевых действий – определённо нашлись бы люди, охотно переместившиеся в места решающих сражений Второй мировой войны. Кому-то захотелось бы встретить Моцарта или Гёте. Наша история просто кишела бы любознательными гостями из будущего. Исторические рассказы должны были бы то и дело повествовать о людях, которые плохо владели языком, не соблюдали обычаев, носили странную одежду и использовали таинственные приборы. О людях, которые совершали преступления и после этого загадочным образом исчезали. А секс-туристы должны были бы стать сущим наказанием. Или речь шла бы о людях, неведомо откуда взявшихся и делавших сомнительный гешефт: скупавших, например, картины художников, которым пока ещё было далеко до их будущей славы и признания. Но мы видим, что ничего этого нет. Мы не находим в истории упоминаний об этом. И напрашивается вопрос: почему?
Каун одобрительно кивнул.
– Может быть, путешествия во времени будут подлежать строгому государственному контролю, как, например, производство атомных бомб, – продолжал размышлять Эйзенхардт. – А может, путешествие во времени, как, например, высадка на Луну, требует огромных затрат и слишком дорого для туризма. Может, будет существовать специальная полиция для пресечения всех несанкционированных действий такого рода. А может, есть и простое физическое объяснение… – Он ощутил, как в нём что-то щёлкнуло. Как будто было сломлено его железное убеждение, что в реальности путешествие во времени невозможно.
– И какое именно? – с интересом спросил Каун.
– Может быть, – медленно произнёс Эйзенхардт, – вскоре будут открыты физические принципы перемещения во времени – и один из этих принципов будет гласить, что эти перемещения возможны только в одном направлении. В прошлое. Можно отправиться в прошлое, но нельзя вернуться назад, в своё время, из которого отправляешься.
Однако, этого было бы достаточно, чтобы основательно изменить мир, который они знали. Люди бы отправлялись в прошлое на какую-нибудь неделю назад, чтобы набрать правильную комбинацию цифр в лотерею. И уж ради миллионного выигрыша выдержали бы несколько дней. А как обстояло бы дело с последующим предотвращением несчастных случаев? Со всеми теми временными парадоксами, которые при этом возникали?
– Поэтому никогда не будет туризма в прошлое – даже через десять миллионов лет. Могут быть лишь единичные случаи отправления в прошлое без возврата. Романтики, которые сбегут в доброе старое время. Добровольцы, готовые пожертвовать жизнью ради науки.
Профессор Уилфорд-Смит кивнул:
– И одного такого мы нашли.
Рокфеллеровский музей представлял собой большой комплекс, граничивший с парком. Самое значительное здание музея – высокую восьмиугольную башню – было видно издалека. От Новых ворот им пришлось ехать недалеко – по широкой улице Хазанханим, ведущей вдоль стены Старого города, переходящей в улицу Султана Сулеймана. Стивен остановился на просторной, пустой парковочной площадке перед музеем, достал мобильный телефон и набрал номер, который дал ему Иешуа.
– Мы здесь, – сказал он, когда Иешуа ответил. Он услышал вздох:
– Ну наконец-то. Подождите, я сейчас выйду.
Они ждали. Несколько низеньких светильников, прячущихся в траве и среди кустов, едва разгоняли темноту на просторной асфальтовой площадке. Широкая пешеходная дорожка вела к стеклянному порталу входа, окутанному тьмой.
– Ты, наверное, думаешь: ну вот, сегодня вечером мы будем писать историю, ведь так? – спросила Юдифь без перехода. И на него при этом не взглянула.
Стивен смотрел на её приметный профиль, который обрисовывался на сумрачном фоне, словно ножницами вырезанный.
– По крайней мере, я не исключаю этого.
– А потом?
– Потом?
– Что ты будешь делать потом? После того, как напишешь историю.
– Понятия не имею, – ему почудилось какое-то движение у портала, но он, должно быть, ошибся, потому что никто не вышел, не помахал им рукой. – Что-то твой брат не торопится.
Юдифь молчала. Остывающий мотор издавал лёгкие щёлкающие звуки.
– Эй, – сказал, наконец, Стивен, – я всё понял: ты держишь меня за тщеславного безумца и не веришь, что мы обнаружим что-то значительное. Окей. Может, ты и окажешься права, но до того момента не порти мне удовольствие, ладно?
Она вздохнула, потом пробормотала:
– Нет. Я не только верю в это. Я этого даже страшусь.
Они до смерти испугались, когда кто-то внезапно постучал в стекло машины. Это был Иешуа, который каким-то образом умудрился подойти к машине сзади так, что они его не заметили.
Стивен опустил стекло, давая нервам разрядку:
– Иешуа, ты с ума сошёл, – проворчал он. – Хочешь нашей гибели?
– О, – заморгал он глазами, – я вас испугал? Главный вход по ночам охраняется. Нам придётся прокрадываться через боковой выход. Охраннику совершенно ни к чему знать, что здесь происходит. – Иешуа указал на кусты, в тени которых они припарковались: – Вы хорошо встали, отсюда несколько шагов.
Теперь сумку Юдифи нёс Стивен, следуя за её братом по узкой тропинке через декоративные кусты. Сухие веточки потрескивали у них под ногами. Они подошли к двери, которая располагалась на метр ниже поверхности земли; к ней вниз вели ступени. Иешуа погремел связкой ключей, сказал: «Идёмте!» – и они шагнули за ним в темноту.
