государственный суверенитет, то в этом, по мнению Российской Федерации, нет нарушений никаких международных законов.
Выхода из этого тупика не видно.
Америка оказывается в одиночестве, нарушить которое не смеет никто.
Срочно созванный по ее требованию Совет безопасности ООН проводит за трое суток аж целых одиннадцать заседаний. Дебаты на них, по сообщениям прессы, разворачиваются необычайно острые, обмен мнениями, судя по новостям, похож на беспорядочную стрельбу, но резолюция, предложенная в итоге большинством голосов, ни в коей мере не отражает этих усилий. В ней лишь фиксируется обеспокоенность Организации Объединенных Наций процессами деструкции и возрастающего насилия в мире, содержится призыв ко всем странам воздерживаться от односторонних действий, которые могли бы углубить и расширить конфликт, а в заключение выражается настойчивая надежда, что на Тайване в ближайшее время будет проведен демократический референдум, где граждане этой страны смогут свободно высказаться о ее будущем государственном статусе.
То есть, ничего, кроме благих пожеланий.
ООН фактически принимает существующее положение дел.
И после сокрушительного провала на саммите это второе крупнейшее политическое поражение США.
Оно с очевидностью демонстрирует, что мир изменился.
Он стал другим.
Он, видимо, уже никогда не будет таким, как был.
Америка, естественно, оскорблена такой резолюцией. Она рассматривает ее как «грубое нарушение всех существующих международных правил и соглашений». Пользуясь своим правом постоянного члена СБ, она накладывает на резолюцию вето и требует, чтобы «были приняты безотлагательные и конкретные меры по восстановлению ситуации в рамках Устава ООН». В частности, китайские войска должны незамедлительно покинуть Тайвань, а правительство КНР должно дать гарантии по недопущению в будущем подобных эксцессов.
Странно выглядит эта позиция в глазах других членов ООН, многие из которых, кстати, вовсе не являются союзниками Китая. Кто, спрашивается, требует соблюдения международных законов? Требует та страна, которая сама неоднократно их нарушала. Кто требует восстановления справедливости? Требует тот, кто ранее ни о какой справедливости не помышлял. Ослепленная геополитической яростью, чувствуя, как ускользают сквозь пальцы власть, влияние в мире, авторитет, Америка словно забыла свое собственное недавнее пренебрежение уставом ООН, свои собственные слова о ненужности, громоздкости, неэффективности этой организации. Она забыла, как, отбрасывая те же законы, вторгалась в Ирак, как вводила войска в Панаму, как бомбила беззащитную Югославию. У нее словно вылетело из головы, что даже взносы, причитающиеся с нее по уставу ООН, она не вносила уже несколько лет, хотя сумма тут была просто ничтожной по сравнению с гигантскими цифрами, выражающими американский военный бюджет.
Америка требует от других того, чего не соблюдает сама и приходит в исступление, видя, что на ее «законные требования» не обращают внимания.
Между тем, положение у нее отнюдь не такое, чтобы выдвигать какие-то требования. Банки Соединенных Штатов по-прежнему отключены от глобальной сети. Конечно, за истекшее время в них была проведена тотальная чистка: поставлены новые терминалы, загружены чистые банковские программы, срочно переброшенные сюда из ЕС, проложены основные финансовые маршруты, созданы расчетные центры, резервные цифровые поля. Однако до прежнего уровня, разумеется, еще далеко. Все это пока – в локальных сетях, в разобщенных, изолированных островах, в корпоративных доменах, слабо связанных между собой.
Главное, что утрачено доверие к американским источникам. Ни Европа, ни Азия, ни страны Латинской Америки не хотят рисковать. Можно сколько угодно клясться, что банковские системы Соединенных Штатов теперь абсолютно чисты, можно ставить любые фильтры и размахивать официальными заключениями экспертов, можно приглашать наблюдателей и организовывать международный контроль, но доверие – это такая материя, которая либо есть, либо нет, и если оно вдруг утрачено, восстановить его удается лишь ценой громадных потерь. Америка сталкивается с этим ежеминутно. Ни один крупный зарубежный партнер не желает иметь дело с американскими банками напрямую. Ни один сколько-нибудь серьезный клиент не хочет, чтобы до него дотянулся «Огненный Джек». Никакие доводы разума не помогают, и потому, например в Европе, любые американские данные собираются сначала в специальный «отстой»: на особые терминалы, где они распечатываются, просматриваются, сканируются, подвергаются антивирусной дезинфекции, прочесываются до каждой подозрительной запятой, снова распечатываются, снова сканируются и лишь после этого помещаются в европейскую сеть. Затраты времени, конечно, огромные. Фактически американские корпорации утрачивают контроль над своими активами за рубежом.
Впрочем, они теряют и сами эти активы. Как только доллар, примерно через месяц после «дня гнева», падает практически до нуля, начинается бешеная «эпидемия возврата долгов». Все кредиты, оформленные именно в долларах, все обязательства, все долларовые заимствования гасятся в единый момент. С этим ничего сделать нельзя. Суды завалены исками, где американские кредиторы ссылаются на форс-мажорные обстоятельства. Однако ситуация пребывает в состоянии юридической неопределенности: что значат «форс-мажорные обстоятельства» в масштабах целой страны? Вы объявили государственное банкротство, дефолт? Нет? Тогда извините… Дрогнули даже самые солидные корпорации, связанные с американскими вкладчиками уже много лет. И это понятно, когда еще выпадет такой уникальный шанс: взять в долг тысячу долларов, а вернуть один цент.
Во многих случаях технология элементарно проста: доля инвестора, начисленная в американских дензнаках, оценивается по текущему курсу, то есть в ничтожную величину, соответственно производится перераспределение остальных долей. И то же самое – если вклад обеспечен акциями американских компаний, курс которых также колеблется где-то возле нуля.
За три недели зарубежные авуары Америки обращаются в пыль. Ее могущество, основанное на проникновении доллара в экономику прочих стран, испаряется на глазах. Только что она была крупнейшим собственником планеты, только что акции и облигации американских банков и фирм рассматривались как надежнейший рыночный инструмент И вот – пустота, звенящее головокружение, пугающее финансовое ничто. Америка похожа на великана после инфаркта: мускулы еще есть, габариты тела по-прежнему впечатляют, и вместе с тем – слабость, одышка, каждое движение дается с невероятным трудом.
Хуже всего, что не видно никаких перспектив. Новый доллар, красного цвета, ни у кого особого доверия не вызывает. Его неохотно берут как при международных трансакциях, и потому правительство США вынуждено все время тратить и без того скудный золотовалютный резерв, так и на внутреннем рынке, в самой Америке, где легкомысленные радужные бумажки порхают как мотыльки. Инфляция приобретает просто чудовищные масштабы. Всего за четырнадцать дней после выпуска первого, так называемого «стабилизационного» тиража новый доллар обесценивается почти на треть, а через месяц, несмотря на все усилия Федеральной резервной системы, он стоит уже не более половины своей первоначальной цены. Что с этим делать никто не знает. Ведь, как известно, курс любой национальной валюты держится опять-таки на доверии, а уж чего-чего, но доверия к американскому доллару нет.
Одновременно такими же безумными темпами растет безработица. Даже по официальным данным, явно заниженным, она составляет не менее двадцати трех процентов. А по данным независимых аналитиков, которые, правда, это надо учесть, любят цифры несколько завышать, держится на уровне тридцати – тридцати пяти. То есть, треть населения США вдруг оказывается без работы.
Здесь, вероятно, надо сказать об особенностях экономической жизни Америки. Перейдя к постиндустриальным форматам, которые Соединенные Штаты как передовая держава освоили раньше других, американская экономика решительно трансформировалась: собственно материальное производство, то есть производство товаров, было вынесено в основном в Третий мир, в страны Юго-Восточной Азии, в Индию, в Малайзию, в Китай, в Пакистан, там и сырье дешевле, и рабочая сила стоит меньше в несколько раз, в самой Америке остались лишь офисы управляющих фирм, зато гигантскими темпами начал развиваться сектор услуг, к началу третьего тысячелетия он составлял почти треть доходов национального валового продукта. Американская экономика стала офисной, она стала сервисной, виртуальной,
