Карантин, откуда не возвращаются. Авиценна предупреждал об этом. Де Бройль попал в Карантин и не вернулся. И Дарвин попал в Карантин. И Микеланджело не вернулся из Карантина.
Лестница была пуста. Он спустился на цыпочках и взял газету. Газеты ему доставляли, он уплатил за полгода вперед. Бэкон смеялся над ним, когда он выписал, единственный на факультете. А вот пригодилось.
Где теперь Роджер Бэкон? Говорят, что это был удачный запуск. Нет никаких доказательств – слухи, сплетни, легенды … Письмо Монтесумы никто не видел. Может быть, оно вообще не существует. Мистификация.
Газета была от девятнадцатого числа. Он облегченно вздохнул. Патриарх позвонит только двадцать шестого. Есть еще целая неделя. Он успеет, если только не наделает глупостей.
Первую страницу занимали сообщения с фронта: Помойка. неожиданно прорвала линию обороны сразу в двух местах на Севере и сходящимися клиньями отсекла Четвертую группу войск сдерживания от основных сил. – Контрудар специальной армии Хаммерштейна захлебнулся у Праты, глюонные лазеры, на которые возлагалось столько надежд, оказались бессильными. Командующий Четвертой группой докладывал, что своими силами он. пробиться не сможет, ведет ожесточенные бои по всей линии окружения. Уже началась эвакуация. Сообщалось, что число пораженных чумой невелико, но несколько больше /обычного. Потери при эвакуации – двенадцать тяжелых вертолетов. Соседняя статья, исполненная официальной бодрости, в тысячный раз поднимала вопрос о нанесении ядерных ударов по болевым точкам Помойки. Обсуждалась гипотеза «второй цивилизации», и приводился снимок аборигена, как всегда, плохого качества: лохматый оборванный человек, совершенно фантастической внешности – двухголовый и трехрукий -согнувшись, обнюхивал консервную банку. Он отбросил газету. Он уже читал ее – девятнадцатого июля. На счете.обнаружилось немного денег,и он снял их все. Достал паспорт, нерешительно повертел и бросил в утилизатор. Больше не понадобится. Он все время боялся, что откроется дверь и войдет Двойник. Правда, Авиценна клялся, что Двойника не будет: весь отрезок несостоявшейся биографии выпадает начисто, и проживаешь его снова. Но кто знает? Никто не знает. Сам Авиценна не уходил в повтор..
На улице г. Орел костер из книг и стульев, награбленных в покинутых домах. Какие-то бродяги явно призывного возраста жарили крыс, нанизанных на шампур. Крысы были здоровенные, как кошки, а бродяги – злые и наглые, небритые, воспаленные, готовые на все дезертиры. Он прибавил шагу, на него недобро покосились, но пронесло. Зато в конце улицы навстречу ему развинченной походкой наркоманов выплыли два юнца лет пятнадцати – контролеры мафи, оба в дорогих желтых рубашках навыпуск.
Он вспомнил. Это было именно девятнадцатого. Ему выбили два зуба и сломали ребро. Он обреченно вынул жетон на право хождения по району. На жетон они не взглянули.
– Плата за год,- лениво сказал старший.
Он покорно достал счет и смотрел, как они, подсоединив его к своему, перекачали все, что там было.
– А теперь в морду,- цыкнув на асфальт пенной слюной, сказал старший.
«Государство не гарантирует правозащиту тем гражданам, которые подрывают его основы».
Прилипающий шелест оборвался сзади. Остановилась машина, и кто-то поманил контролеров пальцем. Оба вытянулись. Милн пошел, напряженно ожидая оклика. Свернул за угол. Он весь дрожал. Это была «вилка». С этого момента события развивались не так, как раньше. Он не знал, хорошо или плохо это. Но все сразу осложнилось. У него не осталось денег. Чтобы выбраться из города, надо пройти три района мафи и везде платить.
Он нырнул в таксофон и оглянулся. За ним никто не следил. Он набрал номер.
– Да!- на первом же гудке, отчаянно, как утопающая, крикнула Жанна.
Милн сказал в пластмассовое горло:
– Вчера.
Это был пароль, о котором они договаривались.
– Завтра! Завтра! Завтра!- так же отчаянно крикнула она.
Что означало: приходи немедленно.
Он испугался: столько страха было в ее голосе. Может быть, засада? Но тогда Жанна не позвала бы его. Кто угодно, только не она. Он побежал мимо кладбища нежилых домов, мимо горелых развалин, мимо пустырей, заросших колючими лопухами, и заколотил в дверь, и дверь тут же распахнулась, и Жанна выпала ему на грудь, и, сломавшись, обхватила его детскими руками, и уткнулась мокрым лицом.
Она непрерывно всхлипывала, и он ничего не мог понять. Повторял:
– Зачем ты, зачем? . .
Она вцепилась в него и втащила в квартиру, и там, уже не сдерживаясь, захлебнулась обжигающими слезами, тихонько ударяясь головой о его подбородок:
– Тебя не было два месяца, я хотела умереть, всех выселили, ходили санитары и стреляли, я спряталась в подвале … пауки, крысы, я боялась, что ты позвонишь, пока я в подвале, я лежала и слушала шаги за дверью, почему тебя не было так долго? ..
– Не плачь,- сказал он, целуя молочную кожу в теплом проборе волос.- Тебе нельзя плакать. Как ты поведешь французскую армию на Орлеан? Добрый король Карл не поверит тебе.
Это была шутка. Слишком похожая на правду. Она слабо улыбнулась, одной тенью.
– Полководцы без армий. У тебя впереди «Сто дней», Ватерлоо и остров Святой Елены. А у меня – бургундцы, папская инквизиция и костер в Руане… Возьми меня с собой, я хочу быть там и первой пасть в самом начале сражения!
– Я назначу тебя своим адъютантом,- пообещал он.- Ты принесешь мне весть о победе. Это будет самая блистательная из моих побед.
Налил на кухне воды. К счастью, вода была. Жанна выпила мелкими глотками и вытерла лицо. Успокоилась. Она умела быстро успокаиваться.
– Мы, кажется, спятили,- сказала она.- Я здесь целых два месяца и каждую секунду жду, Что они приедут за мной. Но теперь – все. Мы уйдем сегодня же, да?
– Да,- сказал он.- У тебя есть деньги?
– Долларов десять, я последние дни почти не ела.- У нее вся кровь отхлынула от лица, сделав его мраморным.- Это очень плохо, что у меня нет.денег?
– Надо пройти три района мафи – значит, три пошлины.
Она.отпустила его и зябко передернула обнаженными просвечивающими плечами. Сказала медленно:
– Для женщин особая плата, я могу расплатиться за нас обоих.- Увидела в его руках телефонную трубку.- Куда ты? Кому?
– Патриарху,- застревая словами в судорожном горле, ответил он.- Лучше я сразу отправлюсь в Карантин.- Бросил трубку, которая, закачалась на пружинном шнуре. Посмотрел, как у нее розовеют щеки.- Выберемся как-нибудь, не плачь, Орлеанская дева, пойдем ночами, ночью даже мафи прячутся от крыс . ..
– Я тебя люблю,- сказала Жанна.
Он накинул куртку ей на плечи, потому что она дрожала.
– Слежки не было?
– Нет.
– Никто не заходил – ошибочно, не звонил по телефону?
– Как в могиле …
Тогда он улыбнулся – впервые.
– Конечно. Им и в голову не придет. Надо поесть чего-нибудь, завтра утром мы будем уже далеко, я тебе обещаю.
Они прошли на кухню, такую же стандартную, как у него. По пути он отогнул край занавески. Улица была пустынна.
Жанна держала в руках яркую банку.
– У меня только консервированный суп,- жалобно сказала она.- Но я могу заказать по автомату, хоть на все десять долларов.
