заговорил мужчина, который был уже в курсе. Понятия не имею, какой он был национальности. Югослав, я думаю. Или просто теперь всё валят на югославов.
Я повертел пистолет в руках. Он лежал в ладони, как влитой, и это вызывало тревогу.
– Он действует?
– Вроде да.
– Что значит «вроде»? Ты его испробовал или нет?
– Я уезжал в лес, в старую каменоломню… Три раза выстрелил, а потом мне это показалось слишком громко. Слишком… жутко. – Он засунул платок обратно в бардачок, глянул на пистолет, а потом на меня. – Возьми его. Ты прав, я не гожусь для таких дел. Я не могу. Не могу защитить свою дочь с оружием в руках. Если и ты этого не сделаешь, то тогда не знаю.
Я рассмотрел пистолет поближе. На рукояти была оттиснута пятиконечная звезда и несколько букв – как я понимаю, кириллических. Рядом был рычажок, видимо, предохранитель; я оставил его, как есть, в надежде, что это позиция блокировки. Мне удалось вынуть магазин; там было ещё семнадцать патронов. Я сунул оружие во внутренний карман куртки, и он тяжело оттянул материю. Теперь понятно, для чего нужна кобура.
– Ну ладно, – сказал я. – Я проберусь туда и посмотрю. Но не сейчас; только ночью. После того, как я поем чего-нибудь, проглочу аспирин и несколько часов посплю, я, может, и буду в состоянии пойти на такое дело; сейчас же наверняка нет.
– Ты не знаешь, что они там делают с Кристиной, – сказал Ганс-Улоф дрожащим голосом.
– То же самое, что все последние недели и месяцы, я думаю. Что поделаешь, Ганс-Улоф. Она так долго ждала; подождёт и ещё несколько часов.
Он с самообладанием кивнул.
– Как скажешь. Что ты собираешься делать?
Первое, чего я не собирался делать – это посвящать Ганса-Улофа в детали. То, что он обзавёлся огнестрельным оружием, действуя на свой страх и риск и ничего не сказав мне, говорило о том, что от него можно было ожидать буквально любой глупости. Я не должен был давать ему дополнительные наводки, а тем более уроки.
– А что я ещё могу сделать? Вернусь сюда ночью, войду внутрь и погляжу, – сказал я.
– Я тоже хочу быть здесь.
– Вот это совсем лишнее.
– Прошу тебя! Я буду стоять на шухере или как там это называется. Я всё равно не смогу спать, зная, что ты тут что-то предпринимаешь.
– Тогда тебе не надо, может быть, постоянно меня выспрашивать, – предложил я и задумался. Возможно, это была не такая уж и плохая мысль, чтобы Ганс-Улоф стоял на всякий случай здесь. Например, на случай, если я найду Кристину, освобожу, и мне кого-нибудь при этом надо будет держать под дулом: тогда она могла бы выбежать и броситься в машину, пока я там буду размахивать оружием, изображая из себя лихого героя.
– Ну хорошо, – сказал я. – Тогда приезжай на это же самое место. Скажем, ровно в четыре часа. Незадолго перед этим я войду внутрь. Если ты увидишь выбегающую Кристину, срывайся с места, хватай её и уноси ноги как можно скорей, договорились? Не думай обо мне, хватай Кристину и куда-нибудь уезжай с ней, только не домой. Ясно?
Он поморгал и кивнул.
– Да. Ясно.
– Я говорю со всей серьёзностью. Если я узнаю, что ты хоть на секунду задержался, чтобы дождаться меня, то сверну тебе шею.
Ганс-Улоф сглотнул.
– О'кей. Я это понял.
– Давай сверим часы. – Я сдвинул рукав куртки. – У меня без одной минуты половина седьмого.
– У меня минута после половины, – сказал Ганс-Улоф и подвёл свои часы. – В котором часу мне тебя забрать?
– Ни в котором. Я приеду один.
– Но как?
– Возьму сейчас машину напрокат. Не беспокойся; до сих пор я всегда добирался, куда мне надо. – Я повертел запястьем, поправляя рукав. – А тебе тоже надо поторопиться, чтобы успеть.
Он кивнул.
– Можешь не сомневаться. Буду здесь ровно в четыре.
– Нет, я имею в виду – сейчас. Тебе пора ехать домой. Вдруг они снова позвонят. Как раз сегодня.
Он выпучил на меня глаза, и ему понадобилось пугающе долгое время, чтобы сообразить.
– А, да. Они могут позвонить. Ты это имеешь в виду.
Я ощупал оружие у себя в кармане.
– Просто высади меня у какой-нибудь станции.
Он высадил меня в Рённинге. По дороге в Стокгольм я позвонил по нескольким номерам из своей записной книжки. В прежние времена я знал несколько прокатов автомобилей, которые не задавали лишних вопросов, и, как оказалось, одна из этих контор ещё действовала. Я отправился туда и арендовал у них самую неброскую машину, какая только у них оказалась, тёмно-красную японскую малолитражку с горбатым кузовом – такие машины предпочитают ремесленники. Я поехал на ней к себе домой, в Сёдермальм, нашёл парковку неподалёку от пансиона и набрёл на турецкую закусочную. Это было благословение небес. Я без колебаний вошёл внутрь, заказал себе самую большую порцию шаурмы с салатом и картошкой фри, а также всем, что ещё было на стойке, а к этому ещё бессовестно дорогое пиво, и всё это уничтожил без остатка с удовольствием, не поддающимся описанию. Отодвинув пустую тарелку и допив донный осадок из пивного стакана, я ощутил в животе благодатную тяжесть и заметил, что голова перестала болеть. Я расплатился и отправился домой.
Немного досадно было то, что третий постоялец объявился именно в этот вечер, чтобы в очередной раз воспользоваться комнатой в своих обычных целях. Самого его я не видел, но отчётливо слышал и его, и его женщину на протяжении времени, вызывающего зависть своей длительностью.
Я поставил будильник на без четверти три и лёг в постель. Женщина кончала с пронзительными воплями, которые, пожалуй, вырвали из сна половину квартала. Потом последовали хрипы, какие мог издавать разъярённый бык, и наконец всё стихло.
В следующее мгновение я отрубился.
И впервые в жизни – проспал.
Я вскочил в непроглядной тьме ночи с отчётливым чувством, что что-то не так. Не знаю, что меня разбудило; было совершенно тихо, с улицы не доносилось ни звука. Я нашарил выключатель, посмотрел на часы и понял, что не так: стрелки показывали без десяти четыре. Я опоздал больше чем на час. Я спал, как убитый. Не мог даже припомнить, чтобы будильник звонил, но его кнопка каким-то образом оказалась нажатой, значит, я отключил звонок.
«Драматично ли это?» – размышлял я с сильно бьющимся сердцем. Да, это было драматично. Через десять минут мой зять, находящийся на грани безумия, займёт свою позицию в Сёдертелье и будет со жгучим нетерпением ждать, когда я появлюсь из дома управляющего «Рютлифарм», возможно, обнимая его единственную дочь.
Самым естественным делом на свете было бы позвонить ему на мобильник и предупредить. По крайней мере, это было бы самым естественным делом для человека, который не провёл последние шесть лет за решёткой вдали от всех технических и прочих новшеств. Что же касается меня, то моя реакция совершенно старомодно состояла в том, чтобы вскочить с постели со столь же безнадёжным, сколь и паническим «скорей, скорей!», прыгнуть в одежду и сломя голову бежать вниз по лестнице.
На бегу я удостоверился, что всё при мне: сумка с инструментами, ключ от машины, пистолет. Большой и тяжелый, он в такт шагам бил меня в грудь. Проклятье, как же это… по-любительски. И это ещё до начала самого, пожалуй, рискованного взлома во всей моей карьере! Но у меня перед глазами была только одна картинка: Ганс-Улоф, безумно вцепившийся в руль своей машины в ожидании, в то время как
