Один триллион долларов

– Большой. Половина состояния.

При этом известии Джон странным образом почувствовал, как в нем поднимается агрессивное негодование. С ума сойти, думал он. Два дня назад он еще хотел, чтобы наследство ограничилось обозримыми четырьмя миллионами долларов и не принимало таких подавляющих масштабов. И вот теперь – как будто каждую из этих тысяч миллиардов он заработал в поте лица, собственным трудом – мысль, что какое-то финансовое ведомство ни за что ни про что отстегнет от его состояния половину, приводила его в бешенство.

– И как вы хотите это урегулировать?

Это было по части Грегорио.

– Мы достигли чего-то вроде джентльменского соглашения с итальянским министром финансов. Он удовольствуется символическим наследственным налогом в несколько миллионов, а вы пообещаете ему за это как минимум год выплачивать налог на прибыль с вашего капитала в Италии. Это принесет ему двадцать миллиардов долларов, которые нужны ему сейчас позарез.

– Любому министру финансов они нужны, разве не так?

– Да, – согласился адвокат. – Но Италия хочет непременно вступить в Европейский валютный союз, и тут очень актуально соответствовать финансовым критериям. Ваши двадцать миллиардов – как стрелка весов, они все решают. Поэтому министр, скажем так… необыкновенно уступчив.

Джон понимающе кивнул, но со странным ощущением в желудке. К такому положению вещей ему еще предстояло привыкнуть. К тому, что все его слова и дела будут на виду, и более того: что это может оказать массивное воздействие на жизнь множества других людей.

Он все еще не мог в это по-настоящему поверить.

Его внимание привлек один из магазинов на улице, вдоль которой они продвигались со скоростью чуть больше пешеходной.

– Вы сказали, эти деньги действительно принадлежат мне, – обратился он к Грегорио. – Это и сию секунду так?

– Конечно.

– И я могу потратить часть из них как хочу?

– Когда угодно. – Он повернулся к своему сыну: – Эдуардо, ты же отдал ему кредитную карточку?

Тот кивнул.

– О'кей, – сказал Джон. – Тогда давайте остановимся.

* * *

В прежней своей жизни Джон читал, как автор описывал поездку на «Феррари»: «Это лучше, чем секс».

Автор был прав.

С тех пор, как они съехали с автобана, где им попадались городки со звучными названиями – Прато, Пистория или Монтекатини, – дорога стала узкой и петляла между высохших холмов. Вдоль полей были свалены в кучи камни, то и дело им попадались старые и заброшенные деревенские дома. А когда они проезжали какую-нибудь деревню, со всех сторон сбегались чумазые ребятишки, крича и маша руками, да и взрослые мужчины, стоя в открытых дверях или ковыряясь в своем тракторе, приветственно поднимали руку.

– Если вон на том перекрестке вы свернете направо, то мы сократим путь, – крикнул Эдуардо.

– А если проеду прямо?

– Тогда будем ехать на двадцать минут дольше.

– Едем прямо, – сказал Джон, нажал на газ и наслаждался ощущением, как его вжало в жесткое кожаное сиденье, как красный «Феррари» с неподражаемым, прямо-таки божественным ревом ускорился и пронесся через пустой перекресток стрелой, пущенной из лука.

И в самом деле лучше, чем секс. Джон всегда представлял себе, как это здорово – ехать на «Феррари», но действительность превзошла все ожидания. Быть погруженным внутрь мощной машины, чувствовать рев мотора, как будто это биение твоего собственного сердца, сливаться воедино с автомобилем – и нестись, неудержимо, с неукротимой скоростью и силой мчаться по дорогам и выписывать виражи, от которых кровь закипает в жилах – так, будто мир принадлежит тебе одному.

– Ну что, сильно это уронило меня в ваших глазах? – спросил Джон, когда они гремели по мосту через узкую, почти пересохшую речку.

– Что именно?

– Ну, – Джон указал на машину, – вот перед вами наследник состояния Фонтанелли, исполнитель пророчества, пять веков назад избранный вернуть человечеству его будущее… И первое, что он делает, – покупает себе нечто бессмысленное и абсолютно лишнее, преступно дорогую спортивную машину!

Эдуардо засмеялся.

– Плохо вы знаете моего дедушку. Он к вам сразу сердечно привязался, и это навсегда. Теперь вы можете делать что угодно.

Джон потрясенно поднял брови.

– О!

Это его почему-то тронуло.

– Кроме того, – продолжал Эдуардо, – вы в точности соответствуете теории, которую он развил.

– Теории?

– Он десятилетиями отслеживал судьбы людей, которые внезапно и неожиданно становились богатыми. Об этом часто пишут в газетах. Он говорит, что те, кто тут же начинает экономить, очень быстро теряют состояние. А те, кто бросается исполнять самые безумные желания, впоследствии, как правило, научаются обращаться с деньгами.

– Тогда у меня есть надежда.

– Есть.

Он сделал это очень просто. Как только увидел витрину с красными болидами, с расфуфыренными витринными куклами и этой неповторимой эмблемой – черной лошадью на желтом фоне, – он словно голод почувствовал: вынь да положь ему эту машину, причем немедленно.

В кино это всегда просто. Но по эту сторону экрана машину нужно сначала зарегистрировать, застраховать, нужно пройти тысячу инстанций, прежде чем сможешь сесть и поехать.

Но Эдуардо был у него под рукой, нашел нужные слова, и в конце концов кто-то кивнул: все будет сделано, и все было сделано. Он может выехать прямо сейчас. От него потребовалось только подписать квитанцию о снятии со счета по кредитной карте какой-то невероятной суммы в лирах, – что Джон и сделал, не утруждая себя пересчетом в доллары, – и потом наступил магический момент: шеф филиала, превосходно одетый господин с напомаженными волосами, вложил ему в ладонь ключ, и они с Эдуардо сели в машину, стекла витрины раздвинулись перед ними, и под восторженный концерт гудков с улицы они выехали из магазина и усвистали прочь.

При этом Джон никогда не был фаном «Феррари». В телевизионном сериале «Магнум» он считал дешевым приемом то, что Том Зеллек мчится вдаль на «Феррари» – слишком дорогой и непрактичной, на его взгляд, машине. О некоей крутой машине он, конечно, мечтал, как всякий здоровый американец, но под такой машиной он подразумевал скорее «Кадиллак» или «Порш». Но уж точно не «Феррари».

Но, обдумывая задним числом тот момент, когда увидел витрину магазина «Феррари», он понял, что в тот момент ему требовалось подтверждение, что все эти слова – правда. Что он, якобы богатейший человек всех времен и народов, просто может зайти туда и купить себе эту безумную машину.

И вот смог.

– Ваш дедушка действительно верит в это прорицание, да? – спросил Джон.

Эдуардо кивнул:

– Верит.

– А вы?

– Хм-м. – Долгая пауза. – Не в том смысле, в каком верит дедушка.

– А в каком?

– Я думаю, что мы как семья совершили нечто поистине беспримерное, сохраняя это состояние столь долгое время. Я считаю также, что нам оно не принадлежит. Что оно действительно принадлежит