– Голод – или генная техника.
– Генная техника? – Он озадаченно моргал. – Вы же всегда говорили, что эта область не представляет для нас интереса.
– С прошлой пятницы представляет. С прошлой пятницы эта область вообще стала для нас самой интересной. – Маккейн хитро улыбнулся. – Методами генной техники можно вывести более урожайные сорта растений, которые к тому же более устойчивы к болезням, вредителям и другим негативным воздействиям среды, чем все, чего может добиться нормальная селекция. – Он поучительно поднял указательный палец. – И прежде всего: соответствующий генетический код можно запатентовать. Это значит, никто, кроме нас, не может выращивать эту культуру. И никто не сможет обходиться без нашего посевного материала, просто потому, что проблема урожайности будет вынуждать. Разве это для нас не благоприятная позиция?
Джон кивнул:
– Благоприятная – не то слово.
– Более того. Рынок семян сейчас принадлежит всего нескольким, немногим производителям…
– …которых мы скупим… – усмехнулся Джон.
– Разумеется. Но интересно то, что уже сегодняшнее состояние селекции позволяет выводить сорта, так называемые
– То есть придется покупать новые семена для каждого нового урожая, – с удивлением вывел Джон.
– Свойство, которое, разумеется, можно привить и генетически измененным семенам, – кивнул Маккейн. – И это означает, что мы можем ввести абсолютный контроль.
Джон упал в кресло, закинул руки за голову и потрясенно смотрел на Маккейна.
– Это гениально. Государства будут вынуждены делать то, чего захотим мы, в противном случае они больше не получат от нас посевной материал.
– Хотя мы, разумеется, никогда не будем открыто грозить этим.
– Разумеется, нет. Когда начинаем?
– Я уже начал. К сожалению, биржевые цены этих геннотехнических фирм, мягко говоря, чрезмерны. Мы не преминем вышибить пару участников. И мы должны быть готовы к тому, что снова вызовем раздражение. Это значит, что мы должны сохранить за собой средства массовой информации, чтобы иметь возможность приглушить его.
– Раздражение? Кто же будет возражать против того, что мы будем улучшать семенной материал?
– Генные инженеры – редкость, и в настоящее время они в основном работают в медицинских исследованиях. Нам придется порушить несколько исследовательских проектов, чтобы забрать к себе подходящих специалистов. – Маккейн потер нос. – В первую очередь я имею в виду специалистов по исследованию СПИДа.
Урсула смотрела на Джона через великолепно накрытый обеденный стол. Он вернулся из Лондона в приподнятом настроении, упомянул некий гениальный план, который приведет к исполнению пророчества, и эйфория у него была, как у наркомана под дозой.
– Тебе нравится здесь жить? – спросила она, когда все официанты как раз вышли.
Он оторвался от своего десерта.
– А что? Замок, это же здорово? Как в сказке.
– Вот именно, как в сказке. Я сегодня все осмотрела.
– Скажи еще, что на это хватило одного дня! Я разочарован.
Она вздохнула.
– Ты сам-то видел это хоть раз? Ты во все комнаты заглянул?
– Во все комнаты? – Он пожал плечами: – Не знаю.
– Джон, я видела коридоры, где на всех дверных ручках лежит пыль. Дюжины комнат просто пустые, в них ничего нет.
Он ничего не понимал.
– Пыль на дверных ручках? – Он наморщил лоб. – Ну, это уже слишком. За что же я плачу всем этим людям?
– Ты платишь им за то, что они поддерживают в порядке замок, который для тебя слишком велик, – мрачно сказала Урсула.
Джон облизал ложечку.
– Знаешь, где мне нравилось больше всего? – сказал он. – В моем доме в Портесето. Я должен тебе его показать. Там правда хорошо. На юге. В Италии. И он совсем не большой. Такой, как надо.
– Тогда почему ты там не живешь? Если тебе там нравится?
Он посмотрел на нее, как на глупышку.
– Потому что мой штаб здесь, в Лондоне. И потому, что, если уж быть точным, дом в Портесето мне не по рангу.
– Не по рангу? Понятно. И кто определяет, что тебе по рангу, а что нет?
Джон взял свой бокал и разглядывал золотистое вино.
– Видишь ли, я самый богатый в мире человек. И надо, чтобы это было видно. Это психологически важно – производить на людей впечатление.
– Почему это так важно? То, что ты самый богатый человек в мире, известно каждому школьнику; тебе это больше не нужно никому доказывать. И, кроме того, кто тебя здесь видит? Ближайшая улица в трех километрах.
Он терпеливо смотрел на нее.
– Здесь, например, однажды был премьер-министр. Не Блэр, а предыдущий, Мейджор. На него это произвело впечатление, поверь мне. И это было важно. – Он самоотверженно вздохнул. – Это все является частью плана Маккейна. Мне самому пришлось к этому всему привыкать. Эй, послушай, я сын сапожника из Джерси, ты думаешь, я вырос с золотой ложкой во рту?
Она невольно рассмеялась, глядя на его веселую гримасу. Может, подумала она, ей действительно все видится в слишком уж мрачном свете. Она вспомнила свое собственное детство и как часто за столом речь шла о том, как что-то достать и через кого. Дефицит был повседневностью, как и постоянная нужда. Правда, после Объединения все изменилось, но внезапная перестройка и приспособление к миру избытка тоже дались им не так легко.
Спускаться в «Казино» они позволяли себе, только когда принимали важных гостей. А в остальное время возвращались к своим привычкам, и в обеденный перерыв для них накрывали небольшую закуску прямо в конференц-зале.
– Вам ведь ясно, что денег в действительности не становится больше? – спросил Джон в один из таких моментов.
Маккейн жевал, глядя на него:
– Что вы имеете в виду?
– Ведь как говорят: несите деньги в банк, чтобы они приносили проценты. Но если я положу деньги на счет, то проценты, которые я за них получу, возьмут у других людей. Которые должны их заработать. – Джон в нескольких словах обрисовал познания, полученные на Панглаване, не вдаваясь в подробности и не упоминая о том, какой шок он испытал при этом открытии: ему просто было стыдно, что эти взаимосвязи не были для него очевидны – как будто он все еще верил в Деда Мороза и только теперь обнаружил, что подарки на самом деле покупают родители.
– Именно так, – подтвердил Маккейн. – Инвестировать деньги означает давать их взаймы. И тот, кому вы их ссужаете, должен скопить плату за ссуду.
– Почему же мы продолжаем дурить людей? Я заглядывал в наши банковские проспекты – все тот же вздор. «Пусть ваши деньги работают на вас».
– Мы говорим это потому, что люди охотно верят в сказки. А пока они верят в сказки, они не особенно интересуются действительностью, – объяснил Маккейн. – На самом деле деньги не что иное, как вспомогательное средство, чтобы урегулировать две вещи, элементарно важные для сожительства людей:
