продукты могли просто исчезнуть? Что их съели мыши — новый вид, разработанный генной инженерией, который не только выпивает пастеризованное молоко, но и съедает саму упаковку?
Голова шла кругом. В какое-то мгновение я подумала: не связана ли вся эта суматоха в городе, эти бесчисленные наряды полиции и полицейских машин с моим таинственным вором? Но я тут же отбросила эту мысль. Сотни полицейских ищут воришку сыра? Полный бред.
Возможно, всему этому было другое, совершенно безобидное объяснение. Может быть, я лунатила этой ночью и съела все эти продукты? Правда, я терпеть не могу кровяных колбасок, по крайней мере, пока я не сплю. Мой отец все время покупает их в бешеном количестве и убеждает всех, что они должны висеть в течение нескольких месяцев и сохнуть, пока не достигнут консистенции кожаных шнурков. Вот тогда это деликатес. На его вкус.
Когда я вспомнила о папе, я, конечно, тут же вспомнила и о маме, и мне вдруг стало ясно, что настоящего вора вряд ли будут интересовать скудные сбережения из карманных денег в потайных ящиках стола в девчачьих комнатах. Он скорее станет искать что-нибудь более ценное, чтобы дело того стоило. Семейный бюджет в бельевом шкафу. Украшения хозяйки дома. Что-нибудь в этом роде.
В этом смысле у моей мамы, конечно, было кое-что. Мой отец занимает должность руководителя отдела в большой самолетостроительной компании в нашем регионе. И на всяких корпоративных приемах, банкетах, не знаю, где уж там, моя мама может так блеснуть, что у всех просто челюсть отвиснет.
Я прикинула, куда мама обычно прячет свою шкатулку с украшениями и, кажется, припомнила, что она должна лежать либо в ее туалетном столике, либо в шкафу среди постельного белья. Я крепко схватила кочергу и бодро прошагала в спальню моих родителей.
Но и здесь все было нетронуто. Я выдвинула ящик маминого ночного столика, заглянула в его второе дно, но там лежала только всякая мелочевка. Шкатулки с украшениями не было.
Значит, в шкафу.
Я подошла к шкафу и открыла дверь. Все, что случилось потом, произошло с такой скоростью, что подробностей я уже не помню. Я помню только, что стала высматривать на верхней полке гладкую серебристую шкатулку, но вместо этого увидела там мамины платья, беспечно сваленные в кучу поверх постельного белья. И прежде чем я успела бросить взгляд туда, где эти платья должны были аккуратно висеть на вешалках, по направлению ко мне из шкафа, пошатываясь, шагнула темная человеческая фигура, и, твердо встав на ноги, издала сдавленный возглас удивления. Я отпрыгнула назад, в то время как фигура толкнула вторую створку шкафа. Мои руки, вцепившись в кочергу, решительно подняли ее вверх, над головой, в любой момент готовые ударить. Я, спотыкаясь, попятилась к двери и в паническом ужасе прокричала что-то вроде того: «Стоять или я ударю!»
Фигура действительно остановилась, застыла, выходя из шкафа, еще наполовину согнувшись. Это был мальчик. Самый обыкновенный мальчишка.
— Оставайся на месте, — сказала я, немного успокоившись и, как мне казалось, угрожающим голосом.
На вид он был едва ли старше меня и не производил впечатления особо опасного преступника. Но кто его знает. Я на всякий случай отошла подальше, пока не уперлась спиной в дверной косяк, и только тогда у меня появилось ощущение, что ситуация в некоторой степени находится у меня под контролем.
— Что ты здесь забыл? — спросила я мрачно.
Он смотрел на меня большими заспанными глазами. Очевидно, он спал, когда я, открыв дверцу шкафа, разбудила его. Только теперь я заметила, что он устроил себе в шкафу настоящее уютное гнездышко из нескольких покрывал, пропажу которых я еще не успела обнаружить. Но улечься там можно было, только заработав парочку вывихов, — платяной шкаф моей мамы, конечно, большой, но не настолько. В дальнем углу шкафа на обертке клубничной шоколадки лежал пакет из-под молока и веточка от винограда. Все это лежало. Таинственные пропажи из холодильника разъяснились сами собой.
— Отвечай же! — потребовала я. — Как ты додумался прятаться у нас здесь в шкафу? Что все это значит?
—
Это глубокомысленное замечание было скорее разговором с самим собой, а не ответом. Он говорил с едва заметным французским акцентом.
Как-то внезапно мне на ум пришла ссора с Джессикой. Я ведь всегда утверждала, что от ребят, кроме неприятностей, ничего ждать не приходится. Вся эта ситуация только подтверждала мою правоту.
— Это не ответ, — возразила я резко. — Ладно, скажи, сколько ты здесь уже прячешься?
Мне сделалось жутко от мысли, что он, возможно, несколько дней живет в этом шкафу, а я об этом и не подозревала.
— С сегодняшнего дня.
У меня как камень с сердца упал.
— Так, значит, с сегодняшнего дня. А как ты попал в дом?
Он медленно, почти как в замедленном кино, выпрямился, неторопливо покрутил головой в разные стороны, как будто у него очень затекла шея. Ну, не удивительно.
— Это было очень просто, — сказал он после минутной паузы. — Просто войти, я имею в виду.
— Не ври. Я все заперла, когда уходила.
— Да, — кивнул он, — я знаю.
— Вообще, что все это значит? Чего тебе здесь надо?
Он не ответил, вместо этого смотрел на меня как-то непонятно. На нем был потрепанный серо- коричневый свитер и джинсы. Ботинок у него на ногах не было, только носки — отвратительные, грязные, я бы ни за что до них не дотронулась, разве что клещами.
— Ну, прекрасно. Что до меня, то с меня хватит, — решила я, когда, на мой взгляд, я уже достаточно долго ждала ответа. — Полиция во всем разберется.
Тут-то он вздрогнул, когда я упомянула полицию. Ясное дело, затем я это и сказала. Я хотела увидеть у него на лице страх — страх, что он пойман за каким-то нехорошим делом, а не просто внезапно разбужен. И действительно, он приподнял голову повыше, как будто только теперь окончательно проснулся.
В этот момент произошло что-то мистическое.
Я все еще крепко держала кочергу в руках, готовая в любой момент ударить. Кочерга была длиной около метра, из настоящей стали — далеко не легкая. А если держать тяжелый предмет на вытянутых руках, то нет ничего необычного в том, что с каждой минутой он становится все тяжелее и тяжелее. Это всем понятно.
Но то, что произошло, на это было совершенно не похоже. Вдруг, за считанные секунды, кочерга стала как будто на несколько центнеров тяжелее. Это произошло так быстро, что мне нужно было быть чемпионкой мира в тяжелой атлетике, чтобы удержать эту чертову кочергу хоть на мгновение дольше. Она выскользнула у меня из рук и упала на пол с таким грохотом, что можно было подумать, будто уронили кузнечную наковальню.
— Стой, — сказал он уже угрожающе. — И не вздумай кричать. Я сильнее, чем ты. У тебя нет шансов. Это чтобы ты знала.
Кричать? Я была не в состоянии издать ни одного звука. Я стояла, тупо смотрела на кочергу на полу и не знала, что и думать. Это был только сон, не правда ли? Один из тех кошмаров, после которых просыпаешься с криком.
— Мне очень жаль, — продолжил он каким-то странным надломленным голосом. — Я должен был где-то спрятаться и как-то поесть, попить, поспать. Я убежал из изолятора. Они пытаются поймать меня всеми средствами, которые у них есть.
Что, простите? Побег? Он был в высшей степени ненормальный.
— Ты же не хочешь всерьез утверждать, что все эти полицейские на улице со своими собаками и автоматами разыскивают тебя?
Он нахмурился:
— Значит, они уже здесь?
— Целая армия.
Он только кивнул, этот странный юноша, который был едва ли на вершок выше меня, тощий тип в
