На этот раз слезы не навернулись на глаза. Он сделал еще один глоток.
– У глистеров есть психоактивные вещества во рту и в черепной коробке. Глистера можно убить, только поджарив или размозжив череп. В этом случае химические вещества проникают в мясо. Хуперы поступают так только в том случае, если действительно хотят повеселиться.
– Кажется, у меня пропал аппетит.
– Это – не самое плохое.
На жаровне, заполненной раскаленными углями, стоял большой котел. Пахнущий рыбой пар поднимался из котла, и сквозь пар можно было видеть множество глаз на стебельках. Только увидев, как вибрировали эти глаза, Джанер понял, что слышит глухие удары.
– Что это?
– Моллюски-молоты, – пояснила Эрлин. – Плохие новости для любого медленно передвигающегося моллюска. Ударом ног могут расколоть пластобетон. Так же легко могут сломать кости неосторожного человека. Для того чтобы их сварить, приходится использовать чугунный котел.
Вот в чем дело. Моллюски пытались пробить брешь, если так можно было сказать, и выбраться из котла. Джанер сделал еще глоток рома, чтобы побороть вдруг возникшую тошноту. Эрлин направилась дальше с застывшей улыбкой на губах.
–
– Да, но сейчас мне действительно нужно выпить.
Проходивший мимо со стопкой тарелок матрос, который чуть раньше передал ему кружку с ромом, вопросительно взглянул на него.
– В чем дело?
– Частный разговор, – ответил Джанер, похлопав по футляру на плече.
Матрос хмыкнул и пошел дальше.
Джанер перевел взгляд на моллюсков-молотов в котле и успел заметить, как первая пара глаз скрылась из виду. Удары становились все громче. Он отвернулся и увидел, как матрос снимает раму с глистером с жаровни и выбивает крепежную ось. Другой матрос при помощи длинных щипцов вытащил тварь из рамы и бросил на палубу. Вперед вышел Рон с огромной киянкой и долотом в руках.
– Первые куски мяса из хвоста – мои, – заявил великан.
– Угощайся, – согласился Драм.
Джанер поел немного ароматного мяса глистера, после того как Рон разбил панцирь. Тогда матрос поднес ему блюдо с испускающим ароматный пар лиловым моллюском-молотом – у этой твари была огромная розовая нога, заканчивающаяся костяным наростом, а дряблые глазные стебельки свисали с края тарелки. После этого Джанер сосредоточился на роме из морского тростника и старался не смотреть на хуперов, пожирающих обильно спрыснутых пряным уксусом моллюсков-молотов и выбрасывающих за борт костяные ноги. Он обрадовался, когда пир закончился и настало время вернуться на судно Рона.
– С тобой все в порядке? – спросила Эрлин.
– Конечно, – ответил Джанер, вставая на подкашивающиеся ноги.
Она и Рон помогли ему подойти к борту и спуститься по штормтрапу в шлюпку. Оказавшись в шлюпке, он почувствовал тошноту и свесился через борт. Огонь жаровен на борту судна озарял темные, как масло, волны. Тошнота отступила, и Джанер опустил руку в холодную воду. Он почувствовал сопротивление, когда попытался вытащить руку из воды.
– Джанер! – закричала Эрлин.
Блестящее туловище полметра длиной появилось из воды вместе с рукой, и он почувствовал, как кто-то грызет его сухожилия и кости. Откуда-то донесся страшный вой, потом появилась ужасная боль. Его схватил Рон, и в следующий момент он оказался на днище лодки рядом с извивающейся блестящей тварью. Ботинок Рона опустился на его запястье, а руки, как тиски, сжали туловище пиявки. Тварь оторвалась от него с куском мяса, и на мгновение, прежде чем кровь заполнила рану, он увидел огромную рану, в глубине которой белела кость. Он подумал, что должен потерять сознание, но облегчение наступило, только когда они оказались на борту судна и Эрлин приложила пластырь с лекарством к его шее.
– Тебе ясно, что это значит? – спросила она, прежде чем он потерял сознание.
Джанер не понимал, что она имела в виду. Знал только, что боль отступает и ее сменяет какое-то странное чувство. Когда он заснул, на койку опустился шершень и долго смотрел на него.
На корабле было темно, страшно воняло, кроме того, он кишел каплевидными блохами, питавшимися остатками пищи прадоров. Ее каюта была оборудована дополнительными светильниками, но они заставляли блох прятаться в постельном белье и в ее вещах, причем воняло здесь ничуть не меньше и везде чувствовалась влажность. Зная, что ее ожидает, Ребекка оделась в полный защитный костюм и спала, когда ей это удавалось, надев шлем. После обеда она принялась охотиться на блох, вооружившись маленьким КК-лазером, но их только становилось больше, и скоро ей наскучило это бессмысленное занятие. Скука усиливалась. Пора было навестить Эбулана.
Служебные коридоры корабля были достаточно широки для того, чтобы разойтись, но тем не менее она заметила на телах некоторых «болванов» раны, нанесенные кромками панцирей или другими смертоносными частями тел детей Эбулана. Когда Фриск столкнулась с первенцем и, соответственно, более крупным прадором по имени Врелл, она поспешила спрятаться в нише и подождать, пока он пройдет. Подросток немного повернулся к ней, проходя мимо, и она увидела кусок разлагающегося человеческого мяса в его клешнях. Она решила последовать за ним, так как мясо, несомненно, предназначалось Эбулану. Только прадор его возраста и положения имел право вкушать такие изысканные яства, потому что слишком мало людей выращивалось на мясо и мода на них уже почти прошла. Молодой прадор питался только гнилым мясом гигантских насекомых, выращиваемых на морских берегах родной планеты.
Скоро Врелл повернул в один из главных коридоров, который был достаточно широким для самого Эбулана. Второй ребенок увидел приближавшегося Врелла и прижался к стене так, что первенцу потребовалось бы вытянуться, чтобы нанести ему рану. Врелл, проходя мимо, ударил его по верхней части панциря, но не стал задерживаться, чтобы оторвать пару ног, потому что явно торопился выполнить
