воплощение предельного совершенства.
Сесили. Внешнего или внутреннего?
Карр. И того и другого.
Сесили. О Тристан!
Карр. А вы, вы любите меня? Вы согласны поверить мне все ваши тайны?
Сесили. Какой вы глупый! Конечно. Я ведь жду вас уже несколько месяцев.
Карр (удивленно). Уже несколько месяцев?
Сесили. С тех пор как Джек признался мне, что у него есть младший брат, декадентствующий нигилист, моей девичьей мечтою стало познакомиться с вами, взяться за ваше исправление и полюбить вас.
Карр. О Сесили! (Карр пытается обнять Сесили, в результате чего стаскивает ее за конторку, где исчезает и сам. Впрочем, он тут же появляется оттуда.) Но, моя дорогая Сесили, неужели вы хотите сказать, что не полюбили бы меня, если бы… (и скрывается обратно)
Входит Надя, в строгом платье, с саквояжем и книгой.
Надя. С первых же минут, как только пришла весть о Февральской революции, Ильич стал рваться в Россию… Сон пропал у Ильича с того момента, когда пришли вести о революции, и вот по ночам строились самые невероятные планы.
Входит Ленин, одетый во все черное, как лютеранский священник, но в белом пасторском воротничке. Они с Надей переглядываются друг с другом с выражением отчаяния на лицах. Ульяновы ужасно похожи на уайльдовскую пару – мисс Призм и каноника Чезюбла.
Но об этом можно было думать только в ночном полубреду.
Надя снимает капор, Ленин снимает шляпу и отстегивает воротничок.
Надо достать паспорт какого-нибудь иностранца из нейтральной страны.
Ленин (диктует Наде, которая записывает в блокнот). Письмо Якову Ганецкому в Стокгольм от девятнадцатого марта тысяча девятьсот семнадцатого года. «Ждать больше нельзя, тщетны все надежды на легальный приезд. Необходимо во что бы то ни стало немедленно выбраться в Россию, и единственный план – следующий: найдите двух шведов, похожих на меня и Зиновьева. Но мы не знаем шведского языка, поэтому шведы должны быть глухонемыми. Посылаю вам на всякий случай наши фотографии».
При этих словах Карр выглядывает из-за конторки Сесили. На нем нет пиджака.
Карр. Двое шведских… глухонемых???
Невидимая рука утаскивает его за конторку.
Надя. План, упомянутый в этом письме, так и не был осуществлен.
Ленин извлекает из картонной коробки светлый парик и напяливает его на голову. Надя продолжает строчить в своем блокноте.
Письмо В.А. Карпинскому в Женеву, от того же девятнадцатого марта тысяча девятьсот семнадцатого года.
Ленин (диктует). Дорогой Вячеслав Алексеевич! Я всячески обдумываю способ поездки. Абсолютный секрет – следующее.
Чтобы подчеркнуть важность своих слов, Ленин ударяет кулаком по конторке Сесили, случайно нажимая на звонок. Сесили выскакивает на мгновение, но тут же, не замеченная Лениным, прячется обратно.
Ленин. Возьмите на мое имя бумаги на проезд во Францию и Англию. Я поеду по ним через Англию (и Голландию) в Россию. Я могу одеть[15] парик. Фотография будет снята с меня уже в парике, и в Берн в консульство я явлюсь с Вашими бумагами уже в парике.
Снова появляется Карр, на этот раз полностью одетый, и начинает подслушивать то, что говорит Ленин.
(Ленин продолжает) Вы тогда должны скрыться из Женевы минимум на несколько недель до телеграммы от меня из Скандинавии… Ваш Ленин. P.S. Пишу Вам, ибо уверен, что между нами все останется в секрете абсолютном.
Входит Тцара. Он не замечает Карра, a Карр не замечает его. Тцара подходит к конторке Сесили и нажимает на кнопку звонка. Сесили выскакивает из-за конторки.
Сесили. Джек!
Тцара (поворачиваясь на голос). Сесили!
Сесили. У меня есть для вас сюрприз. Кто бы, вы думали, у нас здесь? Ваш брат!
Тцара. Что за чушь! У меня нет никакого брата! (Поворачивается в другую сторону и замечает Карра) О, боже!
Ленин и Надя замечают происходящее и начинают смотреть тоже.
Карр. Дорогой брат, я пришел, чтобы сказать тебе, что я очень сожалею обо всех причиненных тебе в прошлом огорчениях и что я намерен в будущем жить совсем по-другому.
Сесили. Джек, неужели вы оттолкнете руку вашего брата?
Тцара. Ничто не заставит меня пожать ему руку. Он сам знает почему.
