– Мы любили друг друга… – прошептал он. Ему не хотелось признаваться себе в том, что скорее она любила его, а он…
– Нет! – решительно сказала она, словно читая его мысли. – Это я любила тебя, а ты был лишь влюблен. Хотя… Даже это слово, возможно, слишком сильное для того чувства, которое ты испытывал ко мне. Это было нечто совсем другое. Ты не верил мне, поэтому стремился подавить мою волю, мою свободу и при этом постоянно боялся меня… Вернее боялся потерять свое достоинство или что-то в этом роде… Хотя, я знаю. Ты боялся за свое самолюбие. Ведь оно могло пострадать.
– И пострадало, – усмехнулся он. – Ведь ты думала о себе не меньше.
– А что я по-твоему должна была делать? – вздохнула она. – Ведь ты всегда появлялся, когда это нужно было тебе и так же внезапно исчезал. Ведь я была уже не девочка, я не могла без оглядки броситься в твои объятия только из-за одной любви.
Тогда, как и сейчас, я мечтала только об одном…
– О чем же? – поинтересовался Питер.
– О стабильности. Питер усмехнулся.
– Любовь и стабильность – несовместимые понятия.
– Ты прав, – вздохнула Джастина.
Они снова приникли к губам друг друга. Это были долгие и нежные поцелуи, в которых они замирали в блаженстве. В эти минуты забывались все обиды и муки, боль и разочарование.
Джастина изогнулась, немного отстранилась назад и нежно прикрыла своими пальцами губы Питера.
– Тогда ты был со мной очень нежен… – наконец промолвила она.
– Я и сейчас так же нежен, как и раньше.
– Как и раньше… – словно эхо повторила она.
Это были мгновения простого человеческого счастья, которого волею судьбы они были лишены в обычной жизни.
На улице давно уже стемнело, им было пора возвращаться. Выходя из номера, Джастина еще раз посмотрела в зеркало, поправляя прическу.
Питер стоял рядом. Его седые волосы, обычно аккуратно причесанные, сейчас были взъерошены и торчали как попало.
– Причешись, – сказала ему Джастина с улыбкой.
Он неловко приподнял руку, поправляя свою прическу.
– Мне всегда нравился этот твой жест, – сказала она. – Когда ты так делаешь, кажешься таким беспомощным!
Питер виновато пожал плечами.
– Вот видишь, ничего не изменилось, – он поцеловал ее в губы.
Обнявшись, они вышли из домика. Питер закрыл дверь.
– Я сниму его на месяц, – сказал он, идя вслед за Джастиной по узкой тропинке.
– Зачем?
– Не хочу, чтобы другие бывали в нем.
Нарушать традиции в обществе, а тем более – в оксфордском, было не принято, поэтому в следующее воскресенье все снова встретились в гольф-клубе. Правда Лион Хартгейм задержался из-за неотложных дел, но он обещал приехать чуть-чуть попозже. Джастина вместе с Молли почти сразу же пошла в поле, куда через некоторое время отправился и Питер. Ольвия осталась одна за круглым белым столиком под полосатым тентом. Но скучать ей долго не пришлось, так как через некоторое время к ней подсел высокий, стройный, импозантно одетый мужчина.
– Вы позволите? – деликатно поинтересовался он прежде чем сесть.
– Пожалуйста, – пригласила его Ольвия, так как быть одной ей совсем не хотелось. Но она тут же пожалела об этом.
– Миссис Рэдгрейв? – поинтересовался мужчина.
– Моя фамилия – Бэкстер, – холодно отозвалась она.
– Но ведь Рэдгрейв – ваша девичья фамилия, если я не ошибаюсь? – не отставал мужчина.
Его навязчивость начинала раздражать Ольвию.
– Вы – репортер? – спросила она его в лоб. – Если так, то сразу хочу вас предупредить: никаких интервью я давать не собираюсь.
– Нет, я не имею никакого отношения к масс-медиа, – высокопарно ответил мужчина. – Разрешите представиться, я – Пэтрик Пэриман.
– Послушайте, Пэтрик Пэриман! – Ольвия была раздражена. – Я терпеть не могу, когда незнакомые мне люди начинают копаться в моем прошлом.
– Прошу меня извинить, миссис Бэкстер, – Пэтрик постоянно жестикулировал как скверный актер, – но я, с позволения сказать, немножко в курсе о вашем прошлом. Я прошу, если вас не затруднит, выслушать меня.
