Как хорошо, что люди все-таки не умеют читать чужих мыслей…
Большинство людей…
И, мысленно извинившись перед гарсоном, виновато взглянув на его, она залпом выпила почти остывший напиток и, оставив на столике мелочь, заторопилась к выходу…
Придя домой, она, к своему удивлению, не застала Лиона.
– И где это он может быть? – в растерянности пробормотала Джастина.
Она несколько раз окликнула его:
– Лион! Ли-он!
Лиона, судя по всему, дома не было. Пройдя в его кабинет, она нашла записку:
– Странно, – произнесла Джастина вполголоса, усаживаясь в кресло, – ведь Лион вроде бы никуда не собирался… По крайней мере, он ничего мне не говорил об этом сегодня утром…
Она взяла со стеллажа первую попавшуюся книгу и развернула ее.
Неожиданно из книги вывалилась любительская фотография Барбары – пожелтевшая от времени, с оторванным уголком, она была сделана еще тогда, когда та была частым гостем в Дрохеде…
Счастливые времена!
Невольно задержав взгляд на этой старой, забытой фотографии, Джастина со вздохом вложила ее в книжку и поставила ту на место.
В это время едва слышно скрипнула входная дверь.
Она подняла голову – перед ней стоял Лион. Смущенно улыбаясь, словно извиняясь за то, что он нарушил ее уединение, Лион произнес:
– Извини, пожалуйста, что тебе пришлось так долго ждать меня…
– Я никуда не спешу, – ответила Джастина, – и вообще, Лион, я стала замечать, что в последнее время ты стал… – на запнулась, подбирая нужное выражение, – что ты стал… Ну, очень уж щепетильным что ли…
Он уселся рядом.
– Это хорошо или плохо?
– Знаешь что, – ответила Джастина, – когда живешь с человеком столько лет, когда, как тебе кажется, изучила его вдоль и поперек, обнаруживать в нем какие-то новые качества… Ну, не знаю, но меня это почему-то настораживает…
– Щепетильность – не самое худшее, что может настораживать, – произнес Лион. – Во всяком случае, если бы во мне открылось что-нибудь более… – он щелкнул в воздухе пальцами, – ну, что-нибудь этакое… Ну, скажем, если бы в один прекрасный день ты вдруг выяснила, что я – скрытый маньяк, сластолюбец…
– Ты, как всегда в последнее время, уходишь от прямого ответа, – сказала Джастина. – Ладно, Лион… Как я поняла, ты отлучался по какому-то важному делу?
Лион, ни слова не говоря, протянул жене тонкую папку – она увидела строгий черный заголовок, набранный жирным шрифтом:
«Комиссия по опекунству»
– Откуда это у тебя?
– Я только что оттуда, – торжественно ответил Лион.
Наверное, только теперь Джастина поняла, до какой степени серьезен был сегодня утром Лион, когда рассказывал ей о своих намерениях…
Еще бы – ведь герр Хартгейм – немец; а немцы, как хорошо известно было Джастине, никогда не бросают слов на ветер…
Значит…
Значит, пришла пора для решительного разговора.
Но как это тяжело!
«Ничего не поделаешь, Джастина, – мысленно подбодрила она себя. – Наверное, одиночество – вечный крест твоей семьи – и не только ее, но и всех тех, кого судьба так или иначе столкнула с ней.
Вдовы Фиона и Мери Карсон, неудачная жизнь Мэгги, тюремное заключение Фрэнка…
Но ведь можно же противиться судьбе!
Это только в классических трагедиях античных авторов злой рок оказывается сильнее человека! Царь Эдип – мученик, но ведь его одиночество, его мучение было в конце-концов вознаграждено!»
Джастина подняла глаза на мужа – тот не отрываясь смотрел на нее, словно ожидая приговора.
Наконец, облизав пересохшие от волнения губы, она произнесла:
– Значит, ты это твердо решил… То есть, я хотела спросить – твердо решился на это?
