Ведь это не он, а ты могла лежать сейчас на полу мертвая.
— Мак, помолчи. — По лицу Изабеллы текли слезы. — Молчи и живи ради меня, пожалуйста.
Мак прильнул к ее теплому телу, хотя с другой стороны его поддерживала крепкая рука Кэмерона.
— Ради тебя — все, что угодно, Изабелла. Любимая. Все, что угодно. Только попроси.
— Я люблю тебя, Мак.
Мак повернул голову и поцеловал ее в щеку. Разве пахнет что-нибудь лучше, чем эта женщина, такая теплая и милая?
— Я люблю тебя, Изабелла. — Мак вздохнул. — Сейчас я, кажется, потеряю сознание.
Последнее, что он помнил, было ощущение губ Изабеллы на своих волосах и звуки ее тихого голоса, снова и снова повторяющего, что она любит его.
Изабелла в своем черном платье сидела в студии Мака, сложив руки на коленях. Рядом с ней на столике стояла ваза с желтыми розами из оранжереи. Некоторые цветы были еще в бутонах, другие полностью распустились, и еще были те, что уже начали терять свои лепестки.
Мак стоял, наполовину скрытый за большим мольбертом, из-под холста виднелись его башмаки и крепкие ноги, а над холстом — грозно нахмуренные брови и красный платок на голове. Он держал в руке палитру и, делая мазки, бросал грозные взгляды на полотно. На боку, где прошла пуля, он все еще носил повязку, но поправлялся быстро. Крепкий организм, сказал он, пожимая плечами. И в этом был весь Мак, к важным вещам он относился легко.
Изабелла, чувствовала, как немеют мышцы от долгого сидения в одной неподвижной позе, но она знала, что лучше не шевелиться. Может быть, Мак как раз сосредоточился на изгибе ее пальца, и если она пошевелится, это отвлечет его внимание. Она молча отметила, как упал лепесток с цветка.
Мак положил кисть и отступил назад. Замерев на месте, он долго изучал то, что получилось. Так долго, что Изабелла встревожилась.
— Мак, в чем дело? — вскочила она, нарушив позу, в которой сидела. — Тебе больно?
Она знала, что он не совсем здоров, хоть и делал вид, что все хорошо.
Мак не ответил, его взгляд прилип к картине. Изабелла тоже с любопытством посмотрела на картину, но ничего такого не заметила. Это была картина в духе Мака Маккензи. Приглушенные коричневые и черные тона, оживленные яркими красными и желтыми красками. Изабелла сидела с немного чопорным видом, ее медно-рыжие кудри были уложены в высокую прическу, один локон выбился и упал на щеку. Глаза искрились хорошим настроением. Картина была еще не закончена, но в ней уже чувствовалась жизнь.
— Прекрасная работа, — сказала Изабелла. — В чем дело? Она тебе не нравится?
— Не нравится? — Мак повернулся к ней со странным выражением в глазах. — Она чертовски хороша. Это лучшее, что мне удалось сделать.
— Что? — беззаботным голосом спросила Изабелла? — Даже лучше эротических картин?
— То было другое. А это… — указал кисточкой Мак, — это — красота.
— Я рада, что к тебе вернулось высокое мнение о себе.
Мак бросил кисточку и схватил Изабеллу за плечи, не обращая внимания, что оставляет желтые пятна на ее черном шерстяном платье. Все с тем же странным выражением глаз он пристально изучал ее.
— Любовь моя, сразу после смерти твоего отца Йен сказал, что мне необходимо открыть тебе душу. Так вот, пожалуйста, — он указал на картину, — хорошие и плохие стороны моей души. Прямо перед тобой — моя душа, которая гибнет без тебя.
Изабелла опять посмотрела на картину. Женщина на холсте, то есть она сама, снова и снова улыбалась Маку.
— Я не понимаю. Это всего лишь мой портрет.
— Всего лишь портрет, — рассмеялся Мак, но в его глазах блеснули слезы. — Это действительно всего лишь портрет. Твой. Написанный мной, где каждый мазок дышит любовью. — Мак сделал глубокий вдох. — Именно этого я не понимал раньше. Вот почему мой талант исчез, а теперь снова вернулся.
Мак выглядел таким счастливым, что Изабелле захотелось поцеловать его, но она по-прежнему ничего не понимала.
— Объясни, Мак.
— Не могу, любовь моя. Я всегда думал, что мой талант можно объяснить поразительным везением, пьяным ступором или страстью к тебе. Когда я делал эротические картины, я предположил, что они получились удачными, потому что я очень сильно хотел тебя.
— Но теперь ты понял, что желание было не таким сильным? — лукаво улыбнулась Изабелла.
— Нет, я все время хочу тебя.
Пальцы Мака скользнули к ее затылку, погладили шею, согревая и расслабляя Изабеллу.
— Ты хотел объяснить, — напомнила она ему.
— Мои способности пропали не потому, что я бросил пить, любовь моя, — улыбнулся Мак. — В этом была виновата моя собственная накопленная горечь. Теперь я это знаю. Я перестал пить и злился на тебя за то, что ты меня бросила, злился на себя за то, что сам был виноват в этом. Я похоронил свою любовь, потому что она причиняла мне страшную боль. Все, что я писал в то время, было чудовищным. Когда я решил позволить себе любить тебя, просто любить тебя, такой, какая ты есть, не обращая внимания на то, что ты обо мне думала, мои способности стали возвращаться ко мне.
Мак сделал еще один глубокий вдох. — Думаю, теперь я могу писать все, что угодно.
— В твоих доводах есть одна ошибка, — сказала Изабелла, чувствуя, как сжимается ее сердце от радости.
— Не может быть. Я говорю то, что чувствую.
— Твой талант был на высоте еще до того, как ты встретил меня, — покачала головой Изабелла. — Я видела твои картины того времени. Они великолепны, и не говори мне, что это не так.
— Думаю, что тогда я любил саму жизнь. Я был молод, освободился от власти отца и мог делать все, что мне нравится. Но потом я встретил тебя, и мой мир стал с треском рушиться.
Изабелле хотелось навсегда запечатлеть этот миг: крепкое тело Мака рядом и его глаза, наполненные любовью.
— Но почему потом мы сделались такими несчастливыми? — спросила Изабелла, адресовав этот вопрос и себе тоже.
— Ты была наивна и чиста, а я был беспутным повесой. Мне кажется, наши мучения были неизбежны.
Руки Изабеллы скользнули к его обнаженным плечам. Она чувствовала тепло его кожи, напряженную неподвижность мускулов.
— Ты представляешь себя таким плохим человеком, но на самом деле ты не такой. Ты стал заботиться обо мне с того самого вечера, как мы встретились, и никогда не переставал это делать. Ты заботишься обо всех, кого любишь.
— Но все-таки я был беспутным повесой, — с обиженным видом повторил Мак. — Я многие годы поддерживал свою сомнительную репутацию. Вспомни, как я учил тебя пить чистое виски, сидеть у меня на коленях и целовать перед друзьями. — Мак замолчал, ему было уже не до смеха. — Я хотел и тебя сделать такой же испорченной, как был сам, потому что знал, что никогда не буду достаточно хорош для тебя.
— Ты всегда был более чем хорош для меня, — ответила Изабелла, вложив в каждое слово свое сердце.
— Любимая моя, ты причиняешь мне боль. У повесы и распутника есть гордость. — Мак снял ее руки со своих плеч и удержал их в своих ладонях. — Я открываю тебе свою душу, Изабелла. Позволь мне продолжить.
— Если хочешь.
Мак сделал глубокий вдох, закрыл глаза и опустился на колени. Это движение причинило ему боль. Изабелла поняла это, почувствовав, как он сжал ее руки.
