«в нее изначально встроен нравственный компас, позволяющий ей интуитивно постигать глубочайшие нужды другого человека и отвечать на них»[114]. Неужели новые моралисты забыли, насколько человек грешен? Любовь тоже не безукоризненна. На самом деле иногда она бывает даже слепой. Поэтому Бог и дал нам заповеди, чтобы прочертить тропы для любви. Пять заповедей второй скрижали закона как раз и говорят нам о способах выражения любви. Отсюда и слова апостола Павла: «Любящий другого исполнил закон. Ибо заповеди: „не прелюбодействуй', „не убивай', „не кради', „не лжесвидетельствуй', „не пожелай
Так почему же тогда Павел в Рим. 6:15 говорит, что христианин «не под законом» (ведь его слова как раз подтверждают правильность выводов новых моралистов)? Апостол действительно неоднократно повторяет это выражение, но никогда не подает его как простое отрицание, не оставляет его вне контекста. Всегда добавляется (или, по крайней мере, подразумевается) контраст. Вообще, любое отрицательное высказывание понять невозможно, если не знаешь, чту ставится в сравнение. Например, если я скажу, что кто–то из моих знакомых «на человека не похож», вам никак не узнать, что я имею в виду. Может, я даю своему знакомому необычайно лестный комплимент и хочу сказать, что он просто ангел. А может, я обливаю его презрением, говоря, что он грязен, как скотина, мрачен, как туча, или худ, как щепка. Помню, как однажды я поверг своих друзей в настоящий ужас, когда, вернувшись из поездки в Америку и Австралию, заявил, что «не принимал ванну уже семь недель». Они уж было собрались отчехвостить меня за непростительное презрение к гигиене, но я вовремя успел ввернуть, что «зато каждый день принимал душ»! Так вот, каждое отрицательное утверждение может привести к заблуждению, если его не рассматривать в свете положительного высказывания, с которым оно сравнивается.
Как уже было сказано, апостол Павел никогда не оставлял свои отрицания «в воздухе». Его высказывания о том, что христианин — «не под законом», не означали, что для христианина закон полностью отменяется. Здесь имеется в виду, что христианин перестает искать в законе свое оправдание и освящение. В любом случае, подобные его действия были бы бессмысленны из–за «бессилия» закона. Павел пишет: «Как закон, ослабленный плотию, был бессилен, то Бог послал Сына Своего…» (Рим. 8:3). Отсюда мы можем видеть, что слабость закона заключается не в нем самом, но в нас. Из–за своей греховной натуры мы не в состоянии сами соблюдать закон. А поскольку мы не можем его соблюсти, он не может ни оправдать нас, ни освятить. Вместо этого Бог сделал для нас и в нас то, что не способен был совершить закон. А сделал Он это, послав в мир Своего Сына и Своего Духа. Он оправдывает нас смертью Своего Сына и освящает нас Духом, живущим внутри нас (Рим. 8:3,4). Таким образом, Бог принимает нас не благодаря нашим же попыткам исполнить закон, но благодаря делу спасения, совершенному Христом. Точно также Его путь к святости состоит не в наших усилиях соблюсти закон, но во внутренней работе Святого Духа.
Вот такой двойной смысл заключается в словах Павла о том, что мы «свободны» от закона и должны твердо стоять в той свободе, которую даровал нам Христос (Рим. 8:2; Гал. 4:5; 5:1). Именно это он имеет в виду, говоря о том, что мы «не под законом». Теперь мы можем понять его отрицательное высказывание благодаря положительным дополнениям. Что касается нашего оправдания, то это — «вы не под законом, но под благодатию» (Рим. 6:14,15; ср.: Гал. 5:3,4). Что до нашего освящения, то «если же вы духом водитесь, то вы не под законом» (Гал. 5:18; ср.: ст. 23). Это значит, что наше оправдание зависит не от закона, но от благодати, а освящение — не от закона, но от Святого Духа. За оправданием и освящением христианин приходит не к закону; за тем и другим он идет к благодати. Ибо «закон» — это наши собственные усилия быть послушными; «благодать» — это спасительная Божья инициатива, свершившаяся через Его Сына и Его Духа[115].
Но даже если мы теперь освободились от закона — поскольку он не является ни основой нашего оправдания, ни средством достижения святости, — это вовсе не значит, что закон перестал быть нормой нашего поведения. Все как раз наоборот. Хоть мы и оправдываемся не по закону, но по благодати, тем не менее, Бог оправдывает нас, «чтобы мы стали праведными, как того требует закон» (Рим. 8:4). Аналогично, хотя мы идем к святости с помощью Духа, а не закона, тем не менее, освящая нас, Дух Святой делает не что иное, как пишет закон в наших сердцах (Иер. 31:33; 2 Кор. 3:3). Контраст между Ветхим Заветом и Новым заключается не в том, что там закон, а здесь нет закона, но в том, что в Ветхом Завете закон был записан на скрижалях (внешний нравственный кодекс), а в Новом он записан в сердцах, т. е. это внутреннее действие Святого Духа. Таким образом, соблюдение закона хотя и не является основанием нашего оправдания, тем не менее становится его результатом; и хотя он не утверждается путем достижения святости, он составляет самую сущность освящения. Самьюэл Болтон, пуританин, подытожил учение Павла о законе и Евангелии в следующей эпиграмме: «Закон посылает нас к Евангелию, чтобы мы получили оправдание, а Евангелие отсылает нас назад, к закону, чтобы узнать, в чем заключается долг оправданных людей»[116].
Итак, если Павел в одном месте пишет, что «во Христе Иисусе ничего не значит ни обрезание, ни необрезание, а новая тварь» (Гал. 6:15), а другом месте, что «обрезание ничто и необрезание ничто, но
А когда Святой Дух пишет Божий закон в наших сердцах, Он, прежде всего, дает нам внутреннее осознание и понимание этого закона, а также пылкое желание его соблюдать. Язык новообращенного, совершенно несовместимый с понятиями новой нравственности, звучит так: «Как люблю я закон Твой! Весь день размышляю о нем»; «по внутреннему человеку нахожу удовольствие в законе Божием»; «повеления Господа праведны, веселят сердце» (Пс. 118:97; Рим. 7:22; Пс. 18:9.).
Итак, мы вновь возвратились к
Нравственность выше обрядов и установленных порядков
Третий вывод, который можно сделать на основании спора Христа с фарисеями по поводу нравственности, касается ее сравнения с обрядами. Фарисейское представление об осквернении и очищении было связано, по большей части, с выполнением определенных обрядов. Они скрупулезно придерживались правил о том, что можно, а что нельзя есть. Кроме того, посуду, в которой пища готовилась и подавалась на стол, сначала полагалось очистить с неукоснительной церемониальной точностью. И фарисей никогда не стал бы есть нечистыми (то есть не вымытыми) руками. Итак, и пища, и посуда, и руки должны были быть чистыми.
Некоторые из этих правил были действительно Божьими законами, и по отношению к ним у Иисуса не было никаких возражений. Другие постановления, хотя и содержались в «преданиях старцев», а не в Писании, тем не менее, не противоречили Писанию, — а значит, соблюдать их или не соблюдать было личным делом каждого. Однако будучи поглощены ритуальными и церемониальными обычаями, фарисеи стали считать нравственность чем–то внешним, — вообще, для них она была связана, в основном, с телесным очищением. Поэтому–то Христос и говорит, что человек оскверняется, прежде всего, тем, что исходит из него, из его сердца. Иными словами, чистота, которой хочет Бог, прежде всего, является не ритуальной (чистота пищи, посуды, рук), но нравственной (святая жизнь).
Несколько поразительных тому примеров вы найдете в Евангелии от Мф. 23:13–29, где Иисус неоднократно произносит скорбные слова «Горе вам!», обращаясь к фарисеям и книжникам: «Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что очищаете внешность чаши и блюда, между тем как внутри они полны хищения и неправды. Фарисей слепой! Очисти прежде внутренность чаши и блюда, чтобы чиста была и