– Ничего. Всего лишь попытался уговорить его мягче относиться к моей матери. Мой отец, ревнивый до умопомрачения, обвинил великого герцога в том, что тот был любовником моей матери, что он составил заговор, чтобы занять место принца-императора. Это была абсолютная чушь. Отец даже заставил Александра присутствовать на казни, хотел показать, что бывает с изменниками. Мой отец был сумасшедшим.
– Но ты ведь не сумасшедший.
– Откуда я знаю? Это может быть наследственным. Откуда я знаю, что не доведу тебя до того, что сделала моя мать? Пенелопа, я сам не знаю, что я такое.
Деймиен говорил отрывисто и не понимал, почему вдруг признается ей в том, чего не говорил ни единой душе? Почему он постоянно раскрывает перед ней свою душу, смиренно склоняет перед нею голову, словно бы говоря: «Посмотри, за кого ты вышла замуж! Помоги тебе Бог!»
– Ты моя любовь и мой принц, вот и все.
Деймиен прижал Пенелопу к себе и закрыл глаза, чтобы скрыть набежавшие на них слезы.
– Нет, я чувствую, он живет во мне, как призрак, как демон, в которого превращается твой логош. Вот потому я и стараюсь изображать из себя прекрасного принца, как все меня называют. Чтобы скрыть демона. Я всю жизнь с ним сражаюсь.
Пенелопа уткнулась в его шею лицом, тепло ее тела, исходящий от него сладкий запах успокоили страхи Деймиена.
– Теперь ты будешь бороться с ним не один.
Деймиен крепче обнял жену. По его спине скатывались струйки воды. Пенелопа погладила влажные волосы у него на затылке.
– Я люблю тебя, Деймиен, – прошептала она.
Когда Деймиен проснулся, было абсолютно темно. В раскрытое окно врывался ночной летний воздух, но не мог остудить комнату – вода в бассейне по-прежнему оставалась горячей. Они с Пенелопой лежали в гнездышке из пушистых полотенец, куда вернулись, чтобы снова заняться любовью после того, как выполнили наконец все требования ритуала.
Рука Деймиена, покоившаяся на пушистом холмике волос меж ее бедер, напряглась, но Пенелопа не проснулась. Он вспомнил, как она тянулась с губкой к его плечам, как ее груди касались его груди, как она произносила ритуальные слова: «Этой водой я смываю все твои прошлые деяния, чтобы ты чистым вошел в нашу общую жизнь».
По-английски это звучало не так внушительно, как по-нвенгарски, но Саша специально построил фразы так, чтобы английская мисс сумела их произнести. Деймиен повторял слова на своем родном языке, медленно проводя губкой по плечам и спине Пенелопы. «Этой водой я смываю с тебя все твои прошлые привязанности, теперь ты безупречна и готова к моему прикосновению». Разумеется, слова были не совсем те, но Деймиену не хотелось шокировать Пенелопу.
И она вовсе не была шокирована, когда сразу после ванны он сделал с нею все так, как хотел. Пенелопа была расслабленной и мягкой и сама попросила его о продолжении. Деймиен чуть не расхохотался, когда она, краснея, спросила, почему ей нравится, когда он ее шлепает?
Они налили друг другу густого, слишком сладкого вина, несколько раз поменялись бокалами, как того требовал причудливый ритуал.
– Это потому, что муж и жена могут попытаться отравить друг друга, – пояснил Деймиен. – Прекрасный способ убийства. Можно отдать в жены нужному человеку красавицу дочь и вручить ей бутылочку с ядом, чтобы она вылила его в вино во время ритуала обручения.
Пенелопа побледнела.
– Ужасно.
– К несчастью, нравы не слишком переменились.
– Но ты все исправишь.
– Ты очень в меня веришь, – заметил Деймиен.
– Обязательно исправишь. – Она твердо посмотрела на мужа, но вдруг весело улыбнулась. – Клянусь, я ничего не подливала в твое вино.
Деймиен подмигнул.
– А может быть, это я подлил тебе чего-нибудь возбуждающего?
– Думаю, нам с тобой это не требуется, – отвечала Пенелопа.
Ее смущенный взгляд и откровенная улыбка на губах снова заставили Деймиена потерять голову. Он схватил Пенелопу в объятия, по дороге перевернул один из кубков – в воду полилось красное, как кровь, вино, – снова отнес свою добычу на полотенца и бросился в новую атаку.
Проснувшись, Деймиен не сразу осознал, что лежит в полной темноте. Запах любимой заполнял его ноздри, ее спина и упругие ягодицы касались его груди, его колено угнездилось между ее стройных ног. Голова Пенелопы спряталась под его подбородок, волосы щекотали ему нос.
«Значит, это и есть удовлетворенность», – подумал Деймиен и прислушался к своим ощущениям. Все его тело было расслаблено, разум пребывал в покое. Деймиен не чувствовал усталости, но все же не испытывал привычной бодрости. Обычно для него существовали лишь два состояния: мертвый сон, в который он позволял себе погрузиться, только когда его охраняли, и напряженное внимание, направленное на внешний мир.
Прежде ему не случалось лежать в таком бездумном покое, с желанием оставаться там, где он есть, и больше никуда не стремиться.
Было темно, даже слишком темно, потому что облака скрыли луну и звезды, но Деймиена это ничуть не беспокоило. Он улыбнулся темноте, в первый раз за всю жизнь приветствуя ее как друга. Тьма не давила на него, как удушающий саван, а укрывала, словно мягкое пуховое одеяло.
