Греция. Лето на острове Патмос

рассказать о том, что сделали. Но об этом и так все знали…

Мемис уставился на огонь, и ненадолго воцарилось молчание. Ветер полностью стих, и стояла полнейшая тишина. Казалось, умолкли даже цикады.

— Патмиоти поговаривают, что призраки капитана и его любовника приходят сюда, на Агрио яли, в надежде, что кто-нибудь отыщет их тела. Что особенно часто они появляются здесь летними ночами. Такими, как эта. — Он огляделся и едва слышно прошептал: — Как правило, их здесь видят тридцать первого июля…

Лили взвизгнула и заключила Мемиса в объятия.

— Круто, правда?! — воскликнула она. Мы все рассмеялись. — Пошли! — Она вскочила и потянула Мемиса за руку в сторону скал у выступающего в сторону моря мыса.

— Меми, погоди! — закричал Магнус.

— У меня день рождения! — смеясь, воскликнула в ответ Лили и растворилась в темноте.

Магнус окинул нас взглядом и задал вопросы, которые и без того у всех нас вертелись на языке.

— Как думаете, они еще живы? Те самые члены отряда, жители Патмоса? Тот второй паренек?

— Вполне может быть, — кивнул я.

— Господи боже, — промолвил Карл.

Мы долго сидели, вглядываясь в огонь, пытаясь привыкнуть к новому образу Патмоса, о котором прежде не имели ни малейшего представления, Патмосу, совсем не похожему на изображения, встречающиеся на открытках, далекому от чудотворных икон, чудовищ-людоедов и даже Кинопса, заключенного под водами порта.

Раздался вопль, от которого у меня встали дыбом волосы. Мы резко обернулись. Из-за скал, в самом конце пляжа, появился совершенно голый Мемис, который нес на руках к воде полностью обнаженную, кричащую, вырывающуюся Лили. В волнах прибоя он споткнулся, и парочка, хохоча, рухнула в воду.

Покачиваясь, поднялся пьяный Гуннар.

— Надо ехать, — буркнул он. Карл тут же согласился. Йенс и Лизбет кивнули.

Праздник подошел к концу.

На обратной дороге до Ливади Лили сияла от удовольствия. Мемис, опьяневший от аквавита и вина, тоже улыбался, но при этом с каким-то маниакальным упорством правил лодкой так, чтобы нас почаще окатывало брызгами.

На пляже я узнал, в чем причина его поведения. Пока Мемис возился с лодкой, Лили подозвала нас с Магнусом и Анной поближе (Йенс с остальными поплыли на другой лодке в Скалу) и радостно прошептала:

— Он едет со мной в Осло! Я пристрою его на съемки в каком-нибудь фильме!

Пока Анна обнималась с ней, мы с Магнусом со скепсисом переглянулись. Мы немало времени провели в Греции и неисчислимое количество раз слышали такие речи от очарованных греками женщин.

Потом мы отправились к морю, чтобы помочь Мемису дотащить оставшиеся после празднования вещи — жаровню, одноразовые тарелки, пустые бутылки и прочее — до окутанной тьмой, погрузившейся в тишину таверны. Весь скарб мы сложили под столом.

Когда мы шли по пляжу, увязая в песке, Магнус повернулся к Мемису и спросил:

— Это ведь был тот самый паренек?

— Какой паренек? — не понял Мемис.

— Который застрелил немецкого офицера.

Мемис пожал плечами.

— Кто он? — не отставал Магнус. — Должно быть, он до сих пор живет на острове. Да и остальные тоже. Я угадал?

— Кто знает? — остановился Мемис. — Я лишь слышал эту историю. Имен мне не называли. Их никогда не произносят. — Он посмотрел на меня. — Этого никто не хочет.

Магнус ему не поверил, но от дальнейших расспросов отказался. Они все пожелали мне спокойной ночи, и компания двинулась по дороге к дому Лили.

Когда я уже двинулся было по тропинке в сторону своего домика на холме, меня нагнал Мемис.

— Аквавит забыли! — крикнул он.

Мемис дал знак обождать его. Отыскав бутылку под грудой хлама, он отвел меня в сторону подальше от таверны, видимо опасаясь, что кто-нибудь бодрствующий внутри нее может услышать наш разговор.

— Тома, — прошептал он. В глазах Мемиса отражался свет дорожного фонаря, поблескивали русые волосы. — Знаешь, говорят, что тем парнишкой был Теологос! Что это он застрелил капитана!

Прежде чем я успел что-нибудь сказать в ответ, Мемис убежал во тьму, размахивая бутылкой аквавита.

Апокалипсис

Несмотря на всю подготовку, канун дня Преображения Господня наступил неожиданно, обрушившись на нас подобно цунами. На протяжении четырех дней мы только и делали, что занимались подготовкой к празднику.

Теологос с владельцами кафе из Верхней Ливади по утрам отправлялись в Скалу, где скупали у крестьян и продавцов овощей последние оставшиеся на острове запасы картошки, огурцов, помидоров и лука. Тем временем мясники тоже работали не покладая рук. Они забивали коз и резали кур, за которых было уплачено еще несколько недель назад, складывали мясо в грузовики и везли его в долину. Теологос и сам держал парочку коз на маленьком участке за таверной. Он забил их за день до намечавшегося пира прямо на пляже, пока посетители обедали. Сняв с коз шкуры, он погрузил туши на тачку и привез их прямо к нам. Руки и брюки Теологоса были залиты кровью.

За много лет, проведенных в Ливади, я ни разу не пропускал шумных гуляний в канун Преображения и прекрасно знал, что пара кафешек в Верхней Ливади не шла ни в какое сравнение с «Прекрасной Еленой». Обе кафешки представляли собой однокомнатные, сложенные из камня домишки, примостившиеся на краю маленькой площади у церкви. Внутри каждой из кафешек помещалось максимум четыре крошечных столика, и еще от шести до десяти столиков стояли снаружи, на площади. По обоюдному согласию владельцы кафешек украсили площадь разноцветными фонариками и установили дряхлые динамики, из которых звучала музыка. Сами музыкальные записи ставили в кафе, принадлежавшем Алекосу — зятю Стелиоса и Варвары, где-то с восьми до полуночи в обоих кафе будет полно веселящихся людей, но на пляж отправится праздновать как минимум в два раза больше народа, а когда заведения на площади перед церковью закроются, большая часть их посетителей, да и сами владельцы, от-правятся в «Прекрасную Елену». Наша таверна будет работать до последнего клиента, а еще мы могли похвастаться живой музыкой.

После пятнадцати лет работы Теологос разработал свою систему. Я не собирался ничего в ней менять и с удовольствием согласился на роль винтика в этом пусть и сработанном на скорую руку, но все же действенном механизме. По крайней мере, на этот вечер «Прекрасная Елена» снова полностью переходила в его распоряжение.

Оркестр, состоящий из электронной бузуки[11], лютни, багламы (разновидность маленькой бузуки) и греческой цитры, называющейся сандури, который должен был прибыть с соседнего острова Калимнос, Теологос нашел по знакомству через двоюродного брата. Оркестр удалось нанять за сущие гроши — Теологос пообещал много чаевых, сказав, что гуляки не станут скупиться, раз за разом заказывая свои любимые песни и танцы, и в знак благодарности обрушат на музыкантов и танцплощадку дождь из денежных купюр.