отдыхать. Обеспокоенные его долгим отсутствием, родные вскрыли дверь и обнаружили, что кабинет пуст, а окно распахнуто. Нашли его внизу, на траве. Я видел это место — невдалеке от стены свежо чернела земля, обозначив след от удара. Погибший был высоким, грузным человеком весом около ста килограммов.
Георгий Павлов жил в элитарном доме, предназначенном для высшего руководства страны, по улице Щусева, 10. Знаменитый дом. Здесь когда-то жил Михаил Горбачев до избрания генсеком, в одной из квартир прописана семья Константина Черненко. Дом построили в бытность Павлова управляющим делами ЦК. Его так и прозвали «дом Павлова», намекая на различие с домом, который оборонял сержант Павлов в окруженном немцами Сталинграде.
Родные погибшего в шоке. Домашние шлепанцы аккуратно стояли в комнате. Одет он был в брюки и рубашку. На ногах носки. Ничто не предвещало самоубийства. Правда, в последние два месяца он сильно сдал.
Но у него был почтенный возраст — перевалило за 80 лет. После смерти Брежнева, при Андропове, он вышел на пенсию и исчез с политической арены. Последний год часто болел и практически не появлялся на людях.
Следователь прокуратуры Дмитрий Вахрушин сделал заявление, что признаков насильственной смерти как будто не обнаружено, время падения из окна и смерти совпадает. Но эти сведения, конечно же, предварительные и подлежат уточнению.
Итак, что это было: самоубийство, несчастный случай или что-то еще? Все три версии имеют одинаковое распространение. Слишком уж похоже на то, что произошло с Кручиной. Павлов, как и его преемник, безусловно, таил в себе несметные сокровища информации. Многие не исключают причастности обоих к переводу партийных денег и золота на Запад, о чем сейчас здесь говорят очень много. Но это лишь предположения, не больше.
Выходит, Павлов мог знать нечто такое, что кого-то смущало? На этот вопрос однозначно никто не может ответить. Требуется тщательное расследование. По одной из версий, например, он выбросился не из окна, а упал с балкона. Где доказательства того, что старый человек не оступился, что у него не закружилась голова от внезапной слабости?
В квартире Павлова два балкона. Но ими никогда не пользовались. Выход на первый из них загорожен мягкой мебелью, а на второй, под кабинетом погибшего, — письменным столом. Никто никогда не видел Павлова на одном из двух балконов.
Так что в этом деле могут быть совершенно неожиданные результаты. Если, конечно, будут зацеплены неожиданные нити.
Жены путчистов:
«Они не Пиночет, они декабристы»
Эмма Язова:
— Девятнадцатого он мне сказал: «Эмма, я никогда не буду Пиночетом». Мы вместе семнадцать лет, но я никогда не видела мужа в таком состоянии. Мне показалось, что он в полной растерянности, может быть, даже готов застрелиться.
Эти люди (Янаев, Крючков и другие) ни разу не были у нас, и разговор о них никогда в нашем доме не заходил. Вообще, муж ко многим из них относился с неуважением, и потому мне до сих пор дико, как он мог попасть в эту компанию. Я, когда прочитала список тех, кто в этом участвовал, очень удивилась. Все эти люди никакие не друзья и не единомышленники Дмитрия Тимофеевича.
На мой взгляд, прежде всего, это никакой не путч, путч делается для того, чтобы захватить власть, но вы же понимаете, что у моего мужа ее и так было достаточно. Он был министром обороны, звание у него предельное для военного человека — Маршал Советского Союза. Он собирался уходить на пенсию, мы много об этом говорили. У нас ведь своего ничего нет — ни дачи, ни машины. Я ему говорю: «Дима, надо бы и квартиру поменять, зачем нам такая большая, если ты уйдешь на пенсию?». Он со мной соглашался: «Уйду на покой, займемся своими делами, сейчас на это нет времени». И его действительно не было. Я думаю, что он был искренен в своих поступках, он очень переживал за то, что происходит в стране... Я его любила и буду любить...
Роза Янаева:
— Я не верю, что мой муж был среди организаторов путча. Он был человеком чести. Не понимаю, как можно его обвинять в предательстве.
Эти люди действовали в интересах нашего народа, которому грозит катастрофа. Они выступили, как декабристы, и еще надо разобраться, кто же кого предал...
Людмила Лукьянова:
— Анатолий Иванович не признает себя виновным. Более того, он считает беззаконным сам арест и то, как он проводился. И поэтому он отказывается разговаривать с людьми, причастными к этому беззаконию.
Тамара Шенина (из открытого письма секретарю ЦК (бывшему) Дзасохову и некоторым другим):
«Глубоко неуважаемый мною Александр Сергеевич!
29.9 в передаче «Взгляд» вы сообщили, что, оправдываясь перед Горбачевым, сказали буквально: «Михаил Сергеевич! Мы все в дерьме!». Я, конечно, не знаю, кто-то, может, и с удовольствием разделяет с вами эту участь, но говорить за всех не надо. Еще лучше, если будете говорить только о себе, так как вы давно в нем, в этом самом.
Объясню: с октября прошлого года, когда я приехала в Москву, меня поразило ваше внимание к Олегу Семеновичу. Ну буквально шагу ступить без вашего присутствия он не мог. Вначале я это относила к тому, что вы ему очень симпатизируете, но когда, только что расставшись с ним на работе, вы проверяли, приехал ли он домой, мы поняли: контроль. Вас не унижала такая роль? Теперь-то я вижу, как вы выкарабкиваетесь, и считаю свой вопрос наивным. А что значили ваши возбужденные разговоры об обстановке в стране и о том, что «все делается не так»?
Уже к весне мы стали избегать вас и если выходили гулять, то старались с вами не встретиться (вы не могли этого не заметить, но в «друзья» по-прежнему рвались), именно чтобы перед сном погулять спокойно.
Вы же своими разговорами создавали видимость, что прямо страдаете за растерзанную страну. Зачем вы это делали?
У вас даже помолчать сейчас совести не хватило.
Предательство вообще большая мерзость, а мужское — тем более.
Вы, конечно, помните ту ночь, когда арестовали Олега Семеновича. Я позвонила Ивашко (а вы были у него) и сказала: «Вы запомните! Наши дети страдают сейчас — ваши будут страдать потом. Нет суда страшнее, чем суд истории».
Это, между прочим, касается всех власть держащих. Мы все умрем. Кто раньше, кто позже, но скоро. Останутся наши дети, внуки. Они останутся беззащитными в ответе за подлость... поступков своих отцов. Наша история все это видела, хорошо бы еще кое-чему научила.
Когда с экрана телевизора или со страниц газет глумливо смакуется статья 64 УК РСФСР и некоторыми должностными лицами арестованные называются преступниками без суда и следствия, то нужно кричать им: «Остановитесь и опомнитесь!» — вы и себе яму роете.
По-моему, все это подстроено для того, чтобы отвлечь внимание от основных виновников наших бед. Вот и Егору Кузьмичу снова «чертовски хочется работать». Когда же с живых спросится за великие эксперименты над народом? Или так и будем утираться и снова топтать мертвых? А хитрые и изворотливые так и будут выкручиваться, обливая грязью своих же товарищей, ловко перепрыгивая из кресла в кресло и не оставляя после себя ничего, кроме пустоты?
Мой муж так и не постиг всех этих «мудростей» и по-сибирски открыто пошел вперед, как и мой отец в последний бой в 1942 году со словами: «Или грудь в крестах, или голова в кустах! За Родину!» (лежит его последнее письмо). Ни от кого не были тайной убеждения Олега Семеновича, и все, кто был рядом, были с
