Разумовский доложил делегатам:
— По сообщению Генерального прокурора СССР, Прокуратура СССР не принимала решений о привлечении к уголовной ответственности за взяточничество и другие преступления кого-либо из лиц, избранных делегатами конференции.
По залу пронесся вздох облегчения.
— Сведения, приведенные в статье «Противостояние», — продолжал Разумовский, — тем не менее нуждаются в специальной проверке. По мнению мандатной комиссии, это следует сделать Генеральному прокурору СССР и Комитету партийного контроля при ЦК КПСС. О результатах они должны доложить. Но для этого потребуется время, конечно. В рамках заседания мандатной комиссии этого не сделать, это должны быть проведены довольно глубокие исследования.
— Редакция факты публикует! — послышался голос в зале, судя по всему, защищавший позицию журнала.
— Конечно! Не с потолка же факты берутся, — зашумели делегаты.
— Надо дать слово редакции, чтобы объяснить в чем дело? — потребовал кто-то.
— Правильно! — поддержали в зале.
— Я так понял, что товарищу Коротичу надо предоставить слово, — спросил председательствовавший в тот день Щербицкий. — Есть товарищ Коротич?
— Есть, есть. Он же приглашенный, — подсказали из зала.
— Нет, он делегат, — поправил Щербицкий.
— Он делегат от Херсона, — уточнил молчавший Горбачев. — Надо подождать, когда с балкона спустится. Следующим ему дадим слово.
Приглашенный на трибуну Коротич пояснил, что в журнал обратились старшие следователи при Генеральном прокуроре СССР, так сказать, юридические генералы Гдлян и Иванов, которые ведут дело всей рашидовской мафии. Они сказали о том, что часть людей, проходящих по этим делам, против которых набралось большое количество показаний, никак не могут быть привлечены к суду, поскольку партийные органы высокого уровня не рассматривают предварительно вопрос о партийной ответственности проштрафившихся руководителей, и потому их дела в суд не передаются.
— Получается заколдованный круг, — разъяснил Коротич. — Люди, которые не привлечены к партийной ответственности, не могут быть осуждены. Не будучи осуждены, они не могут быть обвинены в чем-то. Я очень хотел бы, чтобы, так как и предлагается, КПК при ЦК КПСС и Генеральный прокурор СССР наконец дали оценку тому, о чем говорят следователи, и либо наказали тех, о ком идет речь, либо наказали следователей и журналистов, позволивших себе поставить под подозрение невинных людей.
Последние слова главного редактора «Огонька» утонули в аплодисментах. Коротич поступил мудро: он не стал брать под защиту ни следователей-авторов, ни работников своей редакции. Пусть разберется правосудие!
— Есть ли делегаты среди подозреваемых? — прорываясь сквозь шум, спросили из зала.
— Четыре человека, — ответил Коротич. — Я не могу назвать имена, в данном случае не хотел бы. Существует презумпция невиновности. Судя по тому, что показывала и говорила прокуратура, эти люди виновны, но определить это я не могу.
Заседание конференции транслировалось по телевидению, и миллионы людей, затаив дыхание, видели, как Коротич передал Горбачеву документы с именами высокопоставленных взяточников.
Скандал был грандиозный!
Общественность между тем жаждала знать имена делегатов-мздоимцев. Ждать пришлось до 19 октября. Именно в тот день были сняты с занимаемых постов и арестованы работниками Прокуратуры СССР по обвинению во взяточничестве первый секретарь Бухарского обкома партии И. Джаббаров и первый секретарь Самаркандского обкома Н. Раджабов. Одновременно в Ташкенте были арестованы бывший первый секретарь ЦК компартии Узбекистана И. Усманходжаев и бывший Председатель Президиума Верховного Совета Узбекской ССР А. Салимов. Им предъявлены аналогичные обвинения — взяточничество.
Имена Гдляна и Иванова не сходили с уст публики. Следователям сопутствовала такая слава и популярность, что знаменитый наш театральный деятель М. А. Ульянов официально заявил: Мегрэ им в подметки не годится. Восхищению российскими комиссарами Катаньи не было предела. Они стали не только народными депутатами СССР, но и подлинно народными любимцами. И вдруг…
Следствие ведут другие знатоки
Это было как гром среди ясного неба: следователей, в которых публика души не чаяла, отстранили от ведения громкого узбекского дела, прославившего их имена на весь мир. Не успела потрясенная публика прийти в себя от полученного известия, как 25 мая 1989 года громыхнуло новое: против Гдляна и Иванова их же прокуратура возбудила уголовное дело — по умышленным нарушениям законности.
Публика недоумевала. А как же знаменитые гдляновские миллионы, золото и иные драгоценности, изъятые у подследственных во время обысков? Кучи этого добра, возвращенного государству выдающимися знатоками следствия, показывали по телевидению, фотоснимки печатали в газетах. Сколько разговоров было вокруг развернутой в 1988 году в здании Прокуратуры СССР выставки изъятых пачек денег и облигаций, ювелирных изделий. Зал, где демонстрировались найденные группой Гдляна и Иванова огромные ценности, был полон журналистов, представителей общественности. Все видели материализованные результаты узбекского дела.
О его неслыханных масштабах следователи, не скупясь, рассказывали в своих многочисленных интервью. Гдлян и Иванов изобличали высокопоставленных взяточников и тем были милы народу, ибо терпение простых людей, возмущенных фактами коррупции и мздоимства в верхних эшелонах власти, иссякло. За шесть лет работы в Узбекистане следственная группа Гдляна и Иванова накопала столько, что люди начали всерьез беспокоиться за жизнь московских возмутителей среднеазиатской тиши да благодати. Сообщения в печати об обнаруживаемых на посадочных полосах, где должен был сесть самолет со следователями на борту, посторонних тяжелых предметах и даже туго натянутой проволоки, распаляли воображение граждан. Москвичи и ленинградцы дружно записывались в группы общественной охраны Гдляна и Иванова, обеспечивали безопасность во время встреч с избирателями. Толпы ревели, радостно приветствуя своих кумиров, облаченных в бронежилеты.
До Гдляна ни один следователь в Советском Союзе не копал так глубоко и не замахивался так высоко. Арестованные руководители Узбекистана на допросах называли фамилии, от которых бросало в жар. Секретари ЦК и обкомов республики признавались, что давали взятки не только Лигачеву, но и Гришину, Романову, Соломенцеву, Капитонову и другим членам Политбюро. Имена работников рангом помельче тускнели на фоне недосягаемого кремлевского ареопага. Что там какой-то председатель Госкомсельхозтехники, если в протоколах допросов появилось имя самого генерального секретаря! Случай в советской юридической практике беспрецедентный.
Только потом, расследуя узбекское дело в части соблюдения законности Гдляном и Ивановым, следственная группа Прокуратуры СССР, по словам ее руководителя В. И. Илюхина, впоследствии председателя думского комитета по безопасности, узнает от арестованного бывшего председателя Бухарского облпотребсоюза Г. Мирзабаева, что Гдлян и Иванов требовали от него показаний на Горбачева, которому якобы Мирзабаев привозил «ценные подарки, в том числе и каракулевые шкурки на шубу Раисе Максимовне».
Илюхин обнародовал и другое свидетельство Мирзабаева, касающееся его сокамерника Погосяна: «Он плакал и сказал мне, что он не выдержал издевательств и дал показания на М. С. Горбачева. Погосяна потом перевели в другую камеру. Дней через 12 стало известно, что он якобы покончил жизнь самоубийством, а кто говорил, что убили сокамерники». По словам Илюхина, на Горбачева вымогали показания и у других арестованных.
И хотя имя генсека к моменту отстранения Гдляна от ведения следствия по узбекскому делу еще не фигурировало, во всяком случае, для широкой публики, остальных не менее громких имен членов Политбюро было вполне достаточно, чтобы восхититься гражданским мужеством и отчаянной личной смелостью непримиримого борца с коррупцией. И если группе Гдляна, работавшей в Узбекистане с 1983 года и
