бы его можно использовать на Украине?
Шелест, которого прошиб холодный пот от мысли, что такая участь ждет каждого, кто в какой-то степени был причастен к приходу Брежнева на кремлевский трон, предложил должность первого секретаря Кировоградского обкома, где намечалась вакансия.
— Нет, на партийной работе его использовать нежелательно, — возразил генсек. — Давай другое предложение.
— Зампредом Совмина?
— Первым, — подумав, сказал Брежнев.
— Первых у нас два. Обе должности заняты.
— Это не преграда. Пиши записку в ЦК, учредим дополнительную должность первого зама.
Удовлетворенный тем, что Шелест не возражал против перевода Семичастного на Украину, Брежнев взглянул на часы, давая понять, что аудиенция закончилась, и поблагодарил за участие в решении столь деликатного, как он сказал, вопроса.
— До встречи на Политбюро, — произнес генсек, поднимаясь.
Заседание высшего коллегиального органа партии по новой моде, заведенной Брежневым, проходило в Кремле. После рассмотрения плановых вопросов генсек вынул из нагрудного кармана какую-то бумажку, посмотрел на нее и сказал:
— Позовите Семичастного.
По лицу вошедшего в зал председателя КГБ было видно, что он не знал, зачем его пригласили. Держался уверенно. Вопросительно взглянул на Брежнева, предполагая, наверное, что тот даст ему какое- либо поручение. Скользнул взглядом по непроницаемым, пергаментным лицам членов Политбюро.
— Теперь нам надо обсудить вопрос о Семичастном, — объявил Брежнев.
— А что обсуждать? — не понял вошедший.
— Есть предложение освободить вас от занимаемой должности председателя КГБ СССР в связи с переходом на другую работу, — разъяснил генеральный секретарь.
— За что? Это же неправильно! — пытался слабо протестовать Семичастный. — Это же…
— Много недостатков в работе КГБ, — оборвал его Брежнев. — Плохо поставлена разведка и агентурная работа!
— Но ведь меня по этим вопросам никто не проверял, — защищался Семичастный. — Со мной до этого дня по данному вопросу никто не разговаривал. Почему все это решается так скоропалительно?
Брежнев раздраженно ответил:
— А случай с Аллилуевой? Как она могла уехать в Индию, а оттуда улететь в США?
— Поездка Аллилуевой в Индию не санкционировалась органами КГБ, ее выезд состоялся вопреки нашим возражениям. Здесь были другие санкции, — парировал Семичастный.
Оправдания председателя КГБ принимали опасный характер, и Брежнев поспешил прекратить обсуждение вопроса, огласив постановление Политбюро об освобождении Семичастного от должности председателя КГБ:
— Семичастный назначается первым заместителем Предсовмина Украины. Вопрос этот с товарищем Шелестом согласован, они принимают его на Украину.
В наступившей тишине снова раздался голос Семичастного:
— У меня семья в Москве, к тому же я незнаком с этой работой… Прошу, если это возможно, оставить меня в Москве, предоставив работу.
На что последовал ответ Брежнева:
— Вопрос уже решен, и возвращаться к нему не будем.
Тут же Брежневым было внесено предложение об утверждении Андропова председателем КГБ. Для Юрия Владимировича этот вопрос, похоже, не был неожиданным. На Лубянку отправились Суслов, Кириленко и Капитонов — объявлять решение Политбюро. На следующий день в газетах появился указ о переменах в руководстве КГБ.
Заберите у меня дачу и машину!
Двумя с половиной годами раньше подмосковный поселок Жуковка, заселенный исключительно высокопоставленными дачниками, облетела сенсационная новость: у дочери Сталина забрали домик и лишили ее права вызова автомашины! Светлана Иосифовна съезжает с дачи и уже пакует свои вещи.
Был конец ноября 1964 года. Прошел месяц, как сместили Хрущева. Во властных структурах происходили крупные кадровые перестановки. Одного за другим снимали с постов тех, кто был особенно близок к низверженному вождю. Лишение руководящего кресла одновременно сопровождалось и выселением с госдачи.
Обитатели Жуковки ломали головы: а Аллилуеву за что? В хрущевских фаворитках она не значилась, да и на официальной службе не числилась. Наоборот, ниспровергнутый соратниками Никитка в грязь втоптал ее батюшку, повзрывал памятники, переименовал улицы, объявил виновным в тяжких злодеяниях против народа.
А может, дело не в Хрущеве, а в Брежневе? Может, какая-нибудь кошка перебежала дорогу раньше? И жуковчане, немало информированные о взаимоотношениях сильных мира сего, лихорадочно перебирали в памяти все, что могло пролить свет на скандальное происшествие, случившееся в поселке. Но — безрезультатно.
И только совсем недавно, уже после того как советской власти не стало, выяснилось, что поводом для аннулирования льгот дочери Сталина было письмо, поступившее на имя Председателя Совета Министров СССР А. Н. Косыгина от жительницы Москвы, прописанной по улице Серафимовича, дом 2, квартира 179. Благодаря книге писателя Юрия Трифонова, этот адрес известен ныне как «Дом на набережной». В нем проживают много знаменитых людей, работавших в Кремле, на Старой и Лубянской площадях, в других высоких правительственных учреждениях.
Квартира № 179 числилась за Светланой Иосифовной Аллилуевой, дочерью Сталина.
Она владела ею с давних пор, но жила фактически за городом. При жизни отца — на его дачах, а с марта 1953 года, в соответствии с распоряжением Совета Министров СССР, — в дачном поселке Жуковка. Согласно решению правительства, ей с детьми была выделена круглогодичная дача в бесплатное пользование, предоставлено право вызова автомашины с автобазы Совмина и ряд других материальных услуг.
В Жуковке Светлана Иосифовна прожила одиннадцать лет — до ноября 1964 года, редко наведываясь в Москву. Там, вдали от городского шума, была написана ее первая скандальная книга «Двадцать писем к другу», вызвавшая много пересудов. О ее авторстве и по сей день не утихают споры. Чудный уголок природы, располагавший к лирическим размышлениям, где выросли дети — Ося и Катя, где не надо думать о мелочах быта. Мечта каждой хозяйки.
И вдруг — добровольный отказ от этого райского уголка.
В приемной Косыгина, месяц назад ставшего Председателем Совета Министров СССР, письмо Аллилуевой перечитывали несколько раз. Докладывать или погодить? Обращение официальное, заявительницей подписанное, в канцелярии зарегистрировано. Надо докладывать.
Многомудрый Алексей Николаевич молча внимал помощнику, докладывавшему о столь необычной просьбе. Дочь Сталина сообщала, что она всегда была и продолжает быть благодарной правительству за гуманность по отношению к ней и ее детям, проявленную и в 1953 году, и в последующие годы. Однако она полагает, что не имеет никакого морального права пользоваться этой гуманностью. В настоящее время ее дети уже выросли. Сын Иосиф является студентом второго курса медицинского института, дочь учится в седьмом классе. Дача нужна была главным образом для них, когда они были маленькими.
Поскольку отпадает необходимость в даче, то нет нужды и в пользовании машиной. Для автора письма и то и другое совсем не является необходимостью. Она с детьми сейчас очень редко бывает на даче и редко пользуется машиной. Однако все это продолжает за ней числиться. К тому же в соответствии с постановлением, она пользуется дачей и машиной бесплатно, тогда как работники аппарата Совета Министров пользуются дачами и машинами за соответствующую плату. Это несправедливо. Да и на фоне общей весьма суровой и скромной жизни обладание дачей и машиной за государственный счет ставит ее в
