лассо.
Малыш не успел испугаться — Мейсон набросил петлю точно ему на шею. Еще через пару минут он натянул повод перед лошадью Кейтлин, крепко держа на седле брыкающегося теленка. Глаза Мейсона сияли, как у человека, хорошо сделавшего любимую работу.
— Испуган, но жив.
— Спасибо.
— Не благодари. Я доставил себе удовольствие.
— Я видела.
— Я же сказал: кто был ковбоем, им и останется.
Кейтлин задумчиво покачала головой.
— Думаю, здесь кое-что еще, Мейсон.
Их взгляды встретились.
— Ты о чем? — почти равнодушно спросил он.
— Это было представление. Я видела сотни ковбоев за работой, ты дашь фору любому. И в точности, и в скорости. Думаю, ты выступал в родео. — И, когда он не ответил, спросила: — Ведь я права, да?
— Возможно.
— Ковбой с родео. Ну и ну!
— По-моему, малышу пора вернуться к маме, Кейтлин.
— Я понимаю, когда меняют тему, — дерзко заявила она.
Они тронулись в обратный путь, но взяли несколько левее — надо было вернуть теленка в стадо.
Мейсон осматривался и мрачнел.
— Ты смотришь на мескит? — догадалась Кейтлин.
— Его куда больше, чем мне помнится.
Кейтлин пожала плечами, но в голосе ее звучало отчаяние:
— Ты же знаешь эти колючки, от них чертовски трудно избавиться.
— Проклятие техасских ранчеро, — согласно кивнул Мейсон. — Но так плохо никогда не было, Кейтлин. Твой отец не позволял колючкам разрастаться. Во всяком случае, когда я здесь работал.
Снова руки Кейтлин сжали поводья.
— Я делаю, что могу.
Она отвела взгляд, но Мейсон успел заметить блеснувшие в зеленых глазах слезы. У него перехватило горло. У Мейсона была куча причин злиться на Кейтлин Маллин. Он совершенно не собирался сочувствовать ей. И все же, несмотря ни на что, ее бедственное положение тронуло Мейсона куда больше, чем он мог признаться даже себе самому.
— Ты действительно делаешь все, Кейтлин? — тихо спросил он.
Она резко вскинула голову, гнев вытеснил боль из ее глаз.
— Да, черт тебя побери, да!
— Значит, недостаточно.
— Может быть. Но, кстати: теперь это мое ранчо и мое дело. Даже если от мескита здесь места живого не останется, тебя это не касается!
Мейсон снова оглядел ее: слишком худая; глаза, хоть и красивые, но усталые; одежда помнит лучшие дни.
Кейтлин упрямо тряхнула головой и повторила:
— Тебя это не касается.
Мейсон не собирался пререкаться и примирительно заметил:
— Пора вернуть теленка маме.
— Я тоже так думаю.
Через двадцать минут быстрой скачки они увидели мирно щиплющее траву стадо, и мать и дитя воссоединились.
Вернувшись в конюшню, Мейсон спешился и вновь хотел помочь Кейтлин, но она ловко ускользнула от его рук и спрыгнула на землю. Мейсон взглянул на нее и усмехнулся.
— Ковбой.
— Вот именно, — парировала она.
— И какой симпатичный!..
— Ты знаешь, как польстить женщине. — Кейтлин бросила взгляд на часы. — Уже поздно. Я иду за «джипом» и везу тебя к самолету.
— Что за спешка?
— Вряд ли ты захочешь лететь в темноте.
— Ничего страшного, если и полечу. Идем в дом, Кейтлин.
— Мейсон...
— Ты отлично знаешь: я прилетел, чтобы поговорить.
Ему показалось, она слегка вздрогнула, прежде чем сказать: .......
— В другой раз.
— Сегодня, — твердо заявил он.
И все равно Кейтлин попробовала увильнуть:
— Это действительно некстати.
— С теленком теперь все в порядке. Какой предлог ты придумаешь еще? Уверен, не найдется ни одного.
Она смерила его взглядом.
— Ты о чем это?
— Не говори, что забыла взбалмошную девчонку, которая считала, что втюрившийся ковбой должен являться всякий раз, едва она поманит. И исчезнуть с глаз, когда нужда в нем минует.
Кейтлин побледнела.
— Все было не так.
— Разве? Тебе изменяет память.
— Память у меня в порядке, спасибо. Это тебя она подвела. Тебе и правда пора, Мейсон.
— Я улечу, как только мы поговорим. И не надо просить, чтобы я тебе звонил: у тебя всегда найдется причина мне отказать.
Она колебалась.
— Мейсон...
— Мы поговорим сегодня, Кейтлин. И до того я с места не сдвинусь.
2
— Будь как дома, Мейсон. Пиво в холодильнике.
— Ты не присоединишься ко мне?
— Я полдня провела на солнце. Мне надо принять душ и переодеться.
— Могу помочь.
Мейсон усмехался, его темные глаза смотрели с непонятной злостью. Именно такими Кейтлин и помнила их: большие, темные, с тяжелыми веками, они вспыхивали золотом на свету и, казалось, всегда смотрели в упор. А в длинные, по плечи, волосы Мейсона, густые, блестящие и темные, так и хотелось запустить пальцы.
Глядя на нежданного гостя снизу вверх, Кейтлин спрашивала себя, был ли он всегда так высок. Плечи вроде стали еще шире, подчеркивая длину ног и тонкую талию. В Мейсоне ощущалась сила, и жесткость, и полное самообладание, и опасность, притягательная донельзя.
Кейтлин уже влекло к нему. Каких-то полдня в его обществе, и женственность, погребенная в
