вырезками и дала себе торжественную клятву никогда не читать о нем и не смотреть его блестящие фильмы.
За девять месяцев, что прошли со дня смерти Жаклин до первого дня Уинтер в Калифорнийском университете, девушка тщательно проштудировала все уроки, которые преподала ей жизнь.
Лучше, когда тебя любят, чем когда не любят. Даже если это означает, что нужно скрывать свои самые сокровенные чувства, все равно лучше.
Привязываться к людям опасно. Она была привязана к Жаклин, и когда они наконец обрели что-то – хрупкое и нежное, и может быть, близкое к любви, – ее мать ушла навсегда. Она лелеяла мечту об отце, а когда узнала, что она ему безразлична, что-то внутри нее умерло.
«Люди тебя бросают. Отец, Жаклин – все, если только ты не даришь свет, очарование и красоту». Те, кто знал ее лучше всех, бросили ее, и нет ли в ней самой чего-то такого, отчего ее невозможно любить и легко бросить?
За три недели до начала занятий Уинтер договорилась о встрече с Лео Стайлсом. Нужно поговорить о поместье, сказала она исполнительному секретарю.
Уинтер думала о жизни в этом доме во время учебы в колледже. Эллисон, которая все еще оставалась ее лучшей подругой, потому что не сделала рокового открытия, собиралась жить дома. Эллисон была счастлива в кругу семьи, ее дом в Бель-Эйр располагался довольно близко от университетского кампуса и очень близко от другого очень важного места – конюшни Охотничьего клуба Бель-Эйр. И снова Эллисон стала уговаривать подругу переехать к ним, но Уинтер отказалась. Она не могла жить у Фитцджеральдов, это был не ее дом, но и оставаться в поместье не могла, великолепное жилье тоже никогда, в сущности, не было ее домом.
Уинтер боялась оставаться в поместье. Она с такой легкостью сможет погрузиться в дни своего детства, полные фантазий, замуровать себя в темноте просмотровой комнаты, изолироваться от мира, притворяясь, что мечты не умерли.
Но мечты умерли. Уинтер боролась с саморазрушающим побуждением остаться в доме и умереть вместе с ним. Нужно выбраться из него и найти новые мечты. Может быть, она захочет заниматься чем-то еще, кроме актерской профессии. Среди сотен курсов, предлагаемых университетом, она наверняка что-нибудь себе подыщет!
– Вы решили продать поместье? – спросил Лео Стайлс.
– Нет. Пока нет. Я полагаю, оно еще возрастет в цене. – Когда-нибудь Уинтер продаст его, когда найдет новый дом для бесценных бобин с фильмами – целлулоидными грезами, – «Оскаров», драгоценностей и картин, которые остались единственными символическими напоминаниями о сверкающей и трагической жизни Жаклин. А до этого… – Я не хочу там жить, но хочу, чтобы за поместьем следили и охраняли его. Там есть садовники и уборщицы, но…
– Я не помню точно, какая у вас прислуга, но, вероятно, все они были рекомендованы нами. Если так, вам не нужно беспокоиться о безопасности. В любом случае, если вы хотите, я проверю. Мы можем организовать так, что счета будут проходить через нашу контору, подобную услугу мы оказываем для ряда домов в Бель-Эйр, в которых почти не живут, и ежеквартально присылать вам отчет.
– Да. Хорошо. Спасибо. – Уинтер помолчала. – В садовом пруду живут рыбки… японские золотые рыбки. На прошлой неделе ко мне приходил человек из зоомагазина в Брентвуде. Он сказал, что в пруду достаточно природного корма, но на всякий случай можно установить кормушки. Мне бы хотелось, чтобы его наняли для ежемесячной проверки рыбок и для установки кормушек. Вот его имя и номер телефона.
– Вы будете учиться в Калифорнийском университете?
– Да. Через две недели я переезжаю в квартиру на Холман-авеню. Я обязательно сообщу вам адрес и номер телефона.
Когда Уинтер закрывала входную дверь дома, руки у нее дрожали. Там внутри осталось ее детство, вместе с ее мечтами, и она оставляла их позади. В квартиру на Холман-авеню, которая находилась в двух милях от ее поместья на Белладжо, Уинтер взяла совсем немногое: только подарки Жаклин – автомобиль и серьги – и уроки, которые преподала ей жизнь.
На протяжении четырех из пяти последовавших затем лет Уинтер тщательно следовала урокам своей жизни, чуть открываясь, ослепляя, очаровывая, держа под контролем и играя в игры, которые проходили на очень безопасном расстоянии от сердца. Уинтер была признанной красавицей кампуса, известного своими красавицами и звездочками, и затмевала их всех.
Она играла и притворялась со всеми, кроме Эллисон. А один год Уинтер совсем не играла. Она помогала Эллисон в ее мужественной борьбе, молча переживая за подругу и истязая себя.
Привязываться к людям опасно. Люди тебя бросают. Эти слова терзали Уинтер, когда та наблюдала, как Эллисон пытается вернуться к прежней жизни. Она перенесла на лучшую подругу свои несчастья! Но нет, Эллисон была защищена ореолом любви. Она выжила, а затем расцвела, полюбив Дэна и открыв в себе чудесные новые таланты, заменившие разлетевшиеся вдребезги мечты.
Пропустив год, Уинтер вернулась в университет, надеясь, что ее собственный разочаровывающий поиск новой мечты окажется более плодотворным, чем в первые два года. Она внимательно изучила список курсов для старших студентов, решительно отметая курсы по драматическому искусству, театру и изящным искусствам и тщательно вникая во все остальные.
Ее ничто не заинтересовало, ничто не привлекло, ничто не заглушило непрестанный шепот в сердце, который говорил ей, что она актриса, что она должна играть, несмотря ни на что. К черту Лоренса Карлайла!
Уинтер все еще во что бы то ни стало хотела стать актрисой. В тот вечер, совершая последнюю сентиментальную прогулку по кампусу, она ждала знака от священных аудиторий, знака, которого не дождалась за пять лет.
Прогулка привела Уинтер в Сад скульптур, к ярким, сапфировой синевы глазам, которые заставили ее забыть об игре, к глазам, которые заставили ее заговорить о чудесах. Эти сапфировые глаза сказали ей: «В следующий раз».
Уинтер сидела в машине в конце круговой подъездной дорожки и смотрела на дом. Войти внутрь она не может. Ключи от входной двери в столе, в ее квартире… но в следующий раз она их захватит.
В следующий раз.
Ей придется все рассказать Марку – о маленькой нелюбимой девочке, которая до сих пор существует, о ее печальной матери, об отце, которого она ненавидит, о ее мечтах. Ей придется рассказать Марку все, потому что на меньшее он не согласится. Выбора у нее нет.
А если этого окажется слишком много, если Марк не захочет слушать ее секреты, если они и его заставят отвернуться от нее…
Уинтер содрогнулась. «Люди тебя бросают».
Глава 6
Марк приехал в восемь вечера в пятницу. Поцеловал вместо приветствия, и с этого момента до полудня воскресенья они с Уинтер обитали в мире любви и страсти, их личном мире без границ, их чувственном мире, где нет времени.
В воскресный полдень Уинтер, поцеловав Марка, обольстительно прошептала:
– Заявления.
– Ах да, – так же шепотом ответил Марк. – И ты можешь мне помочь?
– Конечно. Я умею печатать.
Пока Марк раскладывал на кухонном столе нуждающиеся в доработке заявления, Уинтер изучала брошюры. В каждой из них расхваливалась соответствующая программа стажировки, обещавшая великолепные образовательные возможности, прекрасный профессорско-преподавательский состав, широкую исследовательскую базу, оборудованные по последнему слову техники клиники.
– Очень похоже на рекламные проспекты «Клаб мед», правда? – после нескольких минут пристального изучения спросила Уинтер.
– Да.
Марк улыбнулся. Цветные брошюры изобиловали фотографиями врачей в белоснежных одеяниях и сложного оборудования интенсивной терапии, а не фотографиями парусников, рассекающих волны в белых
