– Нет, мама. Пока нет.
Джеффри взял отводную трубку в библиотеке и задал тот же вопрос.
Помолчав несколько секунд, Роб дал Джеффри тот же ответ, что и Шейле. Наконец Роб сказал:
– Я хотел пожелать вам веселого Рождества. Сара с вами?
– Сары нет, – прошептала Шейла.
У Роба замерло сердце, и всем своим существом он закричал: «Нет!» У Сары был его адрес в Оксфорде, но у родителей его не было. И если с сестрой что-то случилось?..
– Нет!
Только не это! Тем летним днем в розовом саду Сара выглядела так хорошо, была такой красивой и сияющей, она уже два года не ложилась в больницу.
– Сара здесь больше не живет.
Больше ничего сказано не было, но через Атлантику отправился тяжелый, печальный вздох.
Роб почувствовал облегчение. Облегчение, бурную радость и, наконец, любопытство.
– А где она живет?
– Разве ты не знаешь? – с сарказмом спросил Джеффри.
Джеффри и Шейла догадывались, что их мятежные дети поддерживают связь, возможно, подбадривая друг друга, укрепляя решимость, которая увела их из дома.
– Нет.
– Она живет в Нью-Йорке… в Гринич-Виллидж… со своим мужем.
– Мужем?
– Питером Дэлтоном, сыном садовника. Они убежали две недели назад.
– И вы не могли этому помешать? – спросил Роб, внезапно ощутив свою связь с родителями, разделяя их желание защитить Сару и забыв, что звонит из Лондона и что он сын, от которого они отреклись и которого тоже не смогли удержать.
В эту ужасную, тяжелую минуту Роб подумал: а смог бы он предотвратить замужество Сары? Если бы он провел лето в Гринвиче! Если бы не был ослеплен собственным эгоизмом!
Он должен был понять это в тот день в розовом саду – «сад Питера»! Сара так сияла, ее голос звучал так нежно, когда она произнесла имя Питера, а синие глаза излучали такой яркий свет, встретившись со взглядом тех чувственных темных глаз.
В тот летний день он был поглощен собственным отчаянным бегством, но подсознание вызвало образ Питера, и он явился ему теперь злым и угрожающим. В Питере Дэлтоне была какая-то необузданность, в его сильном, гибком, как у пантеры, теле, вызывающем взгляде, страстном темпераменте.
Если бы Роб провел это лето дома, где и должен был его провести! Он смог бы объяснить своей драгоценной сестренке, осторожно, нежно, любя, что Питер любит не ее, он любит только ее деньги, ее состояние, двенадцать миллионов долларов, о которых они с Сарой так небрежно говорили в его присутствии!
Роб подвел Сару. Ему следовало понять… ему следовало остаться дома, несмотря на бушевавшую внутри него бурю… Он должен был защитить ее!
– Мы не смогли ее остановить, – печально ответил Джеффри.
– У вас есть номер ее телефона? – «Может, еще не слишком поздно».
– Да.
Шейла продиктовала совершенно незнакомый Робу номер, затем неловко начала:
– Роб…
– Да?
Шейла тихо вздохнула. Есть вещи, которые брату о сестре не рассказывают… нечто очень личное… но сейчас это могло стать вопросом жизни и смерти.
– Саре не следует иметь детей, Роб. Беременность для нее слишком опасна.
– А она знает об этом?
– Да.
Врачи с самого начала намекали об этом Джеффри и Шейле, а когда Саре исполнилось четырнадцать, сказали и ей. Большинство женщин, страдающих диабетом, вполне способны иметь детей, если осторожно ведут себя во время беременности, но у Сары была очень тяжелая форма диабета, и уже наблюдались симптомы осложнений. Физиологический стресс, вызванный беременностью, мог оказаться для Сары смертельным. Шейла присутствовала при том, как врачи очень деликатно разъясняли ее четырнадцатилетней дочери опасность беременности. Сара вежливо кивала, но ее синие глаза расширились от удивления. У нее не было друга! И она не могла представить, что когда-нибудь будет. И вот теперь Сара вышла замуж за человека, о котором Адамсоны буквально ничего не знали; кроме того, их отношения держались в секрете до тех пор, пока не стало слишком поздно, пока Питер не украл у них их драгоценное дитя.
– Сара знает, но знает ли он?..
– Я поговорю с ней об этом, мама, – неуверенно пообещал Роб.
– Спасибо.
– Мне очень жаль, – сказал Роб родителям, перед тем как повесить трубку. На мгновение Роб пожалел, что не может броситься в Хитроу, сесть в первый самолет до международного аэропорта Кеннеди и благополучно оказаться в Гарвардской школе бизнеса. Если бы он знал, что после его возвращения вернется и Сара, тогда, может быть… – Мне очень жаль.
Роб минут пять мерил шагами свою квартиру, прежде чем позвонить в Нью-Йорк. Он пытался придумать, как убедить Сару оставить Питера.
Наконец, так и не решив, что будет говорить, Роб сделал глубокий вдох и набрал номер.
Питер-садовник, Питер – охотник за приданым, Питер – мужчина с темными дерзкими глазами, Питер, которого Роб ненавидел с такой силой, что это пугало его самого, снял трубку. Роб назвался и спросил Сару.
– Роб! Веселого Рождества!
Роб скрепя сердце приготовился услышать в ее голосе печаль, сожаление, отчаяние, но он услышал только радость… Радость, счастье и любовь переполняли душу его хрупкой сестры.
– Веселого Рождества, Сара. Какого черта ты наделала?
– Переплюнула тебя! – рассмеялась Сара.
– Пожалуй, да. – Роб тоже коротко рассмеялся, потому что этого требовал смех Сары. – Хотя отреклись от меня первого.
– Я уверена, что они от тебя не отреклись! Думаю, от кого они отреклись, так это от меня.
– Сара… – мягко, серьезно начал Роб.
– Роб… – точно таким же тоном ответила Сара, а затем легко предостерегла: – Никаких нотаций, Роб. Извини, что не сказала тебе. Не успела в тот день, когда ты уехал.
– Значит, ты знала?
– Да. Я хотела сказать тебе тогда. Я хотела, чтобы ты понял и одобрил, но…
– Но что? – «Ты знала, что я попытаюсь тебя остановить».
– …ты так сердито смотрел в тот день на Питера.
– Нет.
– Да! В любом случае теперь мы женаты. – Голос Сары смягчился. – Мы любим друг друга, Роб. Мы очень счастливы.
– Я рад, – неуверенно отозвался Роб. – Что вы делаете в Нью-Йорке?
– Питер – драматург и режиссер, он великолепен и в том, и в другом.
– Прошлой весной Питер был садовником, – как можно спокойнее пробормотал Роб, пытаясь отогнать от себя образ любовника леди Чаттерлей.
– А что, садовником быть предосудительно?
– Разумеется. Если, конечно, это не уловка, чтобы познакомиться с восемнадцатилетней наследницей, только что получившей двенадцать миллионов долларов. Разве двенадцать миллионов не помогут начать карьеру на Бродвее?
– Почему тебе, маме и папе так трудно поверить, что Питер любит меня? – Гнев исчез, и в голосе Сары
