– Какими они были?
– Маленькими, как гномы, – сказал Браун и рассмеялся, заметив удивление Даффи. – В семье матери все были особенно низкорослыми. Она хранила альбом. У ее родителей были огромные глаза и совершенно крошечные тела. В городе, где она родилась, все были такими.
– Черт! Уже интересно. Но не думаю, что мы сможем использовать это.
– Энни не упоминает об этом в пресс-релизе. – Браун посмотрел в сторону башен Манхэттена. – А об отце? Что я могу сказать? До некоторой степени он был типичным английским слугой.
– Хочешь сказать, похожим на тех, что показывают в кино?
– Слуги в кино всегда ставили меня в тупик. У них не было ничего общего с моим отцом. Отец всегда был очень остроумным и находчивым. Очень начитанным. И всегда пьяным, с тех пор как пристрастился к этому. Он пытался и меня приучить к вину, рассказывая, как надо пробовать его, как делать заказ.
– Но ты же не пьешь?
– Не пью, – подтвердил Браун. – Наверное, как раз поэтому.
– Как он оказался на этой работе?
– Я не знаю, – ответил Браун. – Он никогда не говорил мне ничего определенного. Тут был какой-то секрет. Или какой-то скандал. Кажется, какая-то кража. Его обвинили в чем-то. Когда он набирался, то начинал обычно жаловаться на несправедливость происшедшего, и мать тут же шикала на него.
– Семейная история.
– Верно. Как у Сайлас Марнер.
– Сайлас Марнер тут ни при чем, – проговорил Даффи. – Это участь каждой иммигрантской семьи. Каждой без исключения, черт побери. Это участь моей семьи, вашей семьи. Кого бы я ни встретил из иммигрантов – у всех одна и та же история: на бывшей родине осталась крупная тайна, о которой американцы не должны даже подозревать. Своего рода дьявольский архив.
– Он не считал себя иммигрантом, – заметил Браун. – Даже не употреблял этого слова.
– Он рассказывал об Англии?
– Он говорил: «Тебе повезло, что мы выбрались оттуда. Там все боятся друг друга. Англичанин все время шпионит за соседом с пригорка». Люди любят выгодные для себя сравнения. С чем угодно. С бревном, с проплывающей тучей. Вот и он говорил, что здесь чем умней человек, тем лучше к нему относятся, а в Англии как раз наоборот.
– Очень жаль, что они не увидят, как ты станешь победителем, – сказал Даффи.
Какое-то время они сидели молча. Затем Браун спросил:
– Как ты думаешь, каким мне следует быть? Кого публика хотела бы видеть на моем месте?
– Того, кто лучше, – ответил Даффи.
– Лучше меня, ты имеешь в виду?
– Лучше, чем она сама, публика.
– Но не из таких уж героев она состоит.
Даффи кивнул.
– Вот поэтому ей и нужны герои, Оуэн. – Он встал и устремил взгляд на серые тучи, нависшие над болотами Джерси. – Знаешь, кто мне приходит на ум?
– Линдберг?
– Нет, дружище. Винс Ломбарди.
– Великий человек. А почему именно он?
– Ошибаешься, – проговорил Даффи. – Винс Ломбарди не был великим человеком. Винс Ломбарди чуть не погубил эту страну. Американец в первом поколении, правильно? Бывший игрок «Фордхэма». Нет, он совсем даже не великий.
– Позволь не согласиться. Я думаю, он был выдающимся тренером и большим спортсменом. Хороший пример детям для подражания.
– Он отвратительное чудовище, – заявил Даффи. – Он был причиной войны во Вьетнаме.
Вернувшись тем вечером домой, Браун рассказал Энн о своей беседе с Даффи. Она рассмеялась.
– Даффи обожает тебя, – сообщила она ему.
– Неужели?
– О, это несомненно, – проговорила она слегка заплетающимся языком. – Как и все мы.
26
Тем же вечером в Хеллз-Китчен Стрикланд, Херси и Памела, понуривая травку, смотрели пленку, которую отснял Фанелли во время пробного выхода в море. На экране Браун, хватая ртом воздух, замахал руками над Зундом и поплыл на спине.
– Что он делает в воде? – спросил Херси. – От него требовалось, чтобы он был там?
– Я не думаю, что требуется находиться в воде, когда у тебя есть лодка.
– Вы хотите сказать, что он как бы свалился за борт? – спросила Памела.
– Похоже на то, – проговорил Стрикланд.
Затем пошли кадры, в которых Браун с видом героя стоял за штурвалом. Звучавшая на этом фоне запись разговора Фанелли с Кроуфордом делала сцену чрезвычайно потешной. Херси скалил зубы. Памела была в отпаде. Она заваливалась на спину в позе лотоса, пока колени у нее не задрались в потолок. Ее хрипловатый хохот заполнил студию.
– Значит, тебе нравится это, – заметил Стрикланд.
– О Боже, – проговорила Памела, задыхаясь от смеха.
– Выдающаяся стряпня, босс, – одобрил Херси.
– Пора рассмотреть, что мы здесь имеем. – Стрикланд задумался. – Он может победить. Он может проиграть. Он может и погибнуть. Исходы могут быть самыми разными, и мы должны быть готовы отобразить любой из них.
– Пропадет часть юмора, если он погибнет, – заметил Херси.
Стрикланд посмотрел на него с возмущением.
– Это почему же?
Ухмылка у Херси растянулась до ушей.
– Жизнь не утрачивает своего юмора, Херси, только потому, что кто-то погибает. Юмор остается и продолжается. Так же, как и сама жизнь. Но если он сподобится и в самом деле утонуть, кстати, вместе с моей бесценной «Сони бетакам», то нам придется довольствоваться этими кадрами, ну и тем, что мы отсняли на берегу.
– Вы можете сделать из этого фильм?
– Конечно, могу. Если он одолеет гонку, у нас будет интересная комбинация видеозаписи и кинопленки. Если он утонет, мы сделаем что-нибудь вроде «Стремящихся в море».
– Ох, ай, – запричитал Херси на манер кельтских плакальщиков, – море, эх море, какой страшной могилой ты стало!
Памела заплакала.
– Я не хочу, чтобы он умер, – всхлипывала она. – Хочу, чтобы победил.
Стрикланд повернулся к ней.
– Правильно. Нет ничего удивительного, что тебе этого хочется.
– А разве вы не хотите, чтобы он победил? – спросил Херси у Стрикланда. – Ведь фильм снимается ради этого.
– Я хочу, чтобы получился фильм. И это все, чего я хочу.
– Все равно вам следовало бы побеспокоиться на этот счет. А вы снимаете Брауна так, как будто вам наплевать, победит ли он, – упрекнул его Херси.
Стрикланд резко выключил проектор и, вскочив на ноги, зажег верхний свет, которым почти никогда не пользовался.
– Я ус-стал от этого! – заорал он. Ему пришлось умолкнуть и постоять немного с закрытыми глазами, прежде чем он смог продолжить. – Я чертовски устал от твоих замечаний о том, что я делаю из него какого-то придурка. Мне кажется, что это уже не смешно.
Херси и Памела в ужасе смотрели на него.
– Мне нужна правда об этом парне. Может быть, он и думает, что я его паршивый рекламный агент, но
