возвращаться к любовникам, и тогда они поняли, что уж теперь связаны навеки.
Догорал короткий день. Вася шалил, и няня его бранила. Он капризничал, мамаша долго не шла. Катерина Андреевна в Москве молилась в церкви на отпевании родственницы. А Владимир Иванович сидел за широким канцелярским столом и усердно работал. У него сегодня выдался удачный день. Его записка получила похвалу на самом высоком уровне. Он вышел из-за стола и, потянувшись, прошелся по кабинету. Подошел к окну и приоткрыл форточку. Ворвался свежий ветер, и кажется, повеяло весной. Зима была на исходе, как и счастливая семейная жизнь Роева. Но он еще не знал об этом.
Глава 31
Все тайное, так или иначе, все равно становится явным.
Ковалевская вернулась из Москвы, пребывая в тихой умиротворенной меланхолии. Похороны старенькой сестры покойного супруга заставили ее пролить много слез. Московская родня мужа всегда любила милую Катю и душевно привечала. В кругу стареющих кумушек ей было тепло и грустно. И вот с этим душевным теплом хлебосольной Москвы она воротилась домой, в холодный и надменный столичный Петербург.
— Ну, Митрич, все ли цело? — спросила Катерина Андреевна у швейцара, которому было поручено приглядывать за пустой квартирой.
Она вошла в парадное с высоким потолком и стояла у лестницы, отряхивая снег с пушистого воротника роскошного мехового манто.
— С приездом, Катерина Андреевна. Не изволите беспокоиться, порядок полнейший.
— Не заходил ли кто?
— Как не заходить, заходила молодая барыня ваша, Надежда Васильевна. — Швейцар потоптался и продолжил: — Частенько заходили…
Катерина Андреевна воззрилась на него с недоумением. С чего бы Наде ходить сюда каждый день?
— Она одна приходила или с гостями?
— Вроде как одна, только я за черным-то ходом не слишком слежу, там дворника надобно спросить.
Час от часу не легче! Чего и спрашивать! Митрич деликатно дал понять, что с черного хода в квартиру кто-то поднимался. Но кто и почему тайно?
Где-то в желудке противно засосало от предчувствия беды. Ковалевская поспешила наверх. Горничная уже была на месте и помогла ей раздеться. Снизу тащили вещи. Катерина Андреевна прошлась по комнатам и поняла, что швейцар не соврал. Тонким женским чутьем она поняла, что дочь ее не просто сиживала тут в одиночестве, оберегая пустое жилище от воров. Все вещи были на месте, идеальный порядок, но где-то неуловимо витало ощущение чего-то инородного.
Подозрения матери укрепились после встречи с Надей. Она нашла ее странно оживленной. Такой молодая женщина не бывала давно, может, только в забытой юности. Катерину Андреевну пугало выражение глаз дочери. В них плескались непонятные ей чувства, горел огонь, она вся уподобилась яркой свечке. Удивительно, но муж не замечал ничего! Вероятно, эти превращения происходили постепенно, на его глазах. Лицом к лицу лица не увидать!
Ковалевская, после некоторого колебания, решилась приступить к самостоятельному расследованию. Она исходила из того, как бы она поступила, если бы вдруг стала тайно встречаться с любовником. А то, что у ее дочери роман на стороне, она уже почти не сомневалась. Длительные раздумья привели ее в комнату Нади, в ту комнату, где она проживала в девичестве. В ней все оставалось по-прежнему, сюда почти никто не входил, и даже прислуга редко вытирала пыль. К чему, если никто не живет? Ковалевская принялась тщательно осматривать комнату, перерывая, перетряхивая, переставляя вещи и предметы. Особому досмотру подверглись белье, одежда, маленькие ящички, коробочки, конвертики, книги. Ее дотошность была вознаграждена. В одном из дальних ящичков бюро в невзрачной бумажке Ковалевская обнаружила то, что искала. Аккуратная стопочка писем. Она, разумеется, их прочла. Господи! Зачем она сделала это? Зачем открыла страшную Надину тайну? Ведь теперь она, как мать, не может сидеть сложа руки и видеть, как искуситель снова затягивает ее девочку в свои лживые сети. Нет! Теперь она не даст себя провести! Она будет бить во все колокола, будет грызть его зубами, она… она…
Дальше мысли Катерины Андреевны стали путаться, потому что она уже бежала по Троицкой улице на квартиру Роевых.
Только бы Володя был дома и один!
Роев действительно находился дома один и безмерно удивился, узрев растрепанную тещу в дверях. Она не давала телеграммы о приезде, хотела сделать сюрприз.
— Катерина Андреевна! Рад вас видеть! А мы ждали вас только на следующей неделе! — Владимир Иванович тепло расцеловал Ковалевскую.
— Да что такое? Случилось ли чего в пути? Уж не обокрали ли вас, маменька?
— Боюсь, Володенька, что обокрали тебя! — дрожащим голосом ответила теща.
Надя вернулась с прогулки, и вместе с няней они долго раздевали в передней укутанного Васю.
— Батюшки! Да у нас мама! — воскликнула Надежда Васильевна, поглядев на вешалку для пальто, и поспешила в гостиную.
Однако там ее ожидали совсем другие впечатления. Мать и муж сидели за столом под абажуром с вытянутыми лицами. Какие-то бумаги были разложены на столе. Надя уже было открыла рот, чтобы спросить, но в тот же миг поняла, что это за листки. Несколько минут стояла жуткая тишина. И вдруг Надя засмеялась, легко и радостно. Катерина Андреевна и Роев глядели на нее с ужасом.
— Слава богу! Нашли и чудесно! Больше никакой лжи, никакого лицемерия! Теперь вы все знаете, и меня более не гнетет эта тайна! Я рада, да, да, мамочка, я рада, что вы нашли письма и все открылось. Самой мне бы никогда не хватило духу признаться. А теперь, когда вы оба знаете, мы можем спокойно, как разумные и интеллигентные люди, все обсудить.
Надя постаралась как можно решительней подойти и сесть за стол. Однако смотреть в лицо мужа она не могла. Владимир Иванович сначала побелел, потом покраснел и вдруг закричал, так, что Надя и Катерина Андреевна похолодели, потому что Роев вообще никогда до этого голоса на кого-либо не повышал.
— Обсудить?! Ты говоришь — обсудить! Измену, предательство, подлость, похоть, разврат? Это ты предлагаешь обсудить? И кто герой? Знакомые все лица! Человек, который едва не свел тебя в могилу, обесчестил!
— Владимир Иванович! — ледяным тоном произнесла жена. — Прошу вас не напоминать мне того, что я и без вас прекрасно помню. Однако выяснились некоторые обстоятельства, в свете которых все произошедшее тогда в Париже выглядит совсем по-иному.
— Ты хочешь сказать, что ты не погибала тогда, в одиночестве, на сносях и без средств?
— А! Вот! — воскликнула жена, воздев руки. — Наконец вы получили возможность попрекнуть меня своим благородством! Выставить счет за ваш христианский подвиг! Но я отплатила ваш счет за все эти годы, отплатила своим телом!
— Надя! Опомнись, что ты несешь! — пролепетала Катерина Андреевна, затыкая уши и заливаясь краской стыда от слов дочери.
— Конечно! В приличных домах не принято говорить вслух о таких вещах! — упрямо продолжала Надя. — Никто не знает, что это за пытка, что за мука, ложиться с вами каждый день в одну постель, позволять прикасаться к себе, ощущать вашу ненавистную плоть внутри себя. Господи, как я мучилась все это время!
Ее лицо стало отчужденно-злым и неприязненным.
— Нет! Ты лжешь! Это не может быть правдой! Ведь мы были так счастливы, так любили друг друга! — кричал Владимир, не желая слышать этой постыдной и унизительной правды.
