клонившегося к закату, переместились, и ключ остался в тени.
А потом все было как прежде. Только он все чаще замечал у Тани горькие складки в уголках губ. Она была все такая же и в то же время другая, пытался найти в ее словах тайный смысл, упрек, но не находил, и это мучило его все больше.
– Люби меня сейчас и не думай о том, что будет завтра, – говорила Таня. – Может быть завтра я уйду от тебя. И этот ключ мне не нужен, он не от той двери, которую бы я хотела открыть. Если хочешь, повесь и его себе на шею. Не расстраивайся, ты не виноват. Но и я не виновата. Разве преступление иметь свой дом сейчас, когда мы молоды, путешествовать, когда нам хочется? Разве преступление иметь два платья вместо одного, поехать в конце августа вместе с тобой на море?.. И быть там долго, целый месяц, загорать, валяться на песке, купаться в лазурной воде, целовать тебя вечером… Разве это преступление?
– Преступление, потому что ты хочешь иметь все сразу, – отвечал он. – А для этого нужно ограбить банк.
Но шутка повисла в воздухе. Шутка не доходила до нее.
– Мужчина может начать все с начала и в сорок, но женщина – никогда. Для женщины это слишком поздно, – сказала однажды она и больше не возвращалась к этой теме.
А время шло, промелькнули зима и весна, наступило лето. Деревья отбрасывали на тротуары длинные тени, сквозь густую листву каштанов с трудом пробивалось солнце, яркий свет слепил глаза. Дни стали длиннее, стояла жара. Сашко со своим курсом должен был уезжать на сельхозработы.
Он мучительно искал выход и никак не мог найти его. Наконец решился пойти к врачу и прикинуться больным.
Врач сразу же все понял.
– У вас нет элементарных симулянтских способностей, – сказал он. – Чтобы быть симулянтом, нужен талант. Хотя для меня не имеет значения, талантлив симулянт или нет, я его вижу насквозь.
– Симулировать я не умею, – согласился Сашко. – Это ясно как божий день.
– Симулянты вызывают у меня отвращение, – сказал врач. – Мне просто неприятно смотреть на вас. Выйдите в коридор и там одевайтесь. Не бойтесь, я никому не скажу о вас.
– Дело в том, – сказал Сашко, – что мой отец из-за своей занятости – с утра до вечера он мешал бетон, сколачивал опалубку, клал кирпичи – не успел скопить денег. Пока другие, как пчелки, собирали их в кубышку, он работал, кормил семью, построил крохотный домик с одной комнатой, потом пристроил к нему кухню, через пять лет еще одну комнату, потом сарай. Потом вкалывал, чтобы дать образование детям… Понимаете? Поэтому сейчас у меня нет денег, не на что поехать с любимой девушкой на море. Нет денег, чтобы…
– У меня тоже нет денег, – ответил врач. – Но я не симулирую.
– Доктор, вы меня не поняли. Я не хочу ехать со студенческим отрядом в село, потому что намерен работать. Каждое лето я подрабатываю. Я не буду валяться на перине, пока другие работают в поле. Трудовые навыки мне привили с детства, за это не беспокойтесь.
Но в нынешнем году в деканате заупрямились, не хотят меня отпускать. Поэтому я и пришел к вам.
– Это меняет дело, – уже другим тоном сказал врач. – Если все обстоит так, то это делает вам честь. Однако ничем не могу вам помочь. Вы должны понять меня – я несу ответственность. Если об этом узнают, отвечать придется нам обоим, и больше всего – мне. Кроме того, наша профессия имеет свои принципы, а вы заставляете меня нарушать их, лгать… Вы понимаете, это некрасиво, я не могу на это пойти.
– Никто не узнает, – ответил Сашко. – Я буду работать далеко от города, в горах, в дачной зоне. Мы будем искать воду на дачных участках. Как об этом узнают?
– Искать воду? – заинтересовался врач. – И как вы ее ищете?
– Бурим. Небольшой бур, частный. Нас трое – люди с безупречной репутацией, хорошие работники, один – друг моего отца, когда-то они вместе работали, сейчас он на пенсии. У нас он вроде начальника, зовут его бай Ламбо.
– И что же вы делаете, когда найдете воду? – продолжал расспрашивать доктор.
– Что делаем? Радуемся, конечно.
– Я имею в виду – строите колодец или устанавливаете колонку?
Сашко сказал, что не знает: на буре он еще не работал, но если доктора это очень интересует, он узнает.
Доктор немного помолчал, барабаня пальцами по столу, а потом неожиданно спросил:
– А девушка красивая?
– Какая девушка? – не понял Сашко.
– Та, из-за которой симулируешь.
– Была бы некрасивая, не пришел бы к вам, – ответил Сашко.
– Да-а-а, – задумчиво произнес доктор. – Все это мне знакомо.
Затем он достал из ящика стола больничный лист, заполнил его и протянул Сашко.
– Желаю удачи, – сказал доктор. – У меня в местности Предела, у самого леса, есть маленькая дачка. Давно мечтаю о колодце. Замучился без воды. Шланг протянул на триста метров – до источника, да ненадежное дело. Туристы перерезают его – развлекаются. Так что рассчитываю на тебя… на ваш бур. Не забудешь?
– Разумеется, доктор, – заверил Сашко. – Через десять дней у вас будет не только колодец, но и бассейн. Уже сейчас чую, что на вашем участке есть вода.
Старый дубовый лес стоял неподвижной стеной, и если ветви деревьев изредка покачивались, то не от ветра, а оттого, что на них садились птицы, невидимые в зеленой листве. В июле в этих местах безветренно, жара такая, что в полдень на солнце не усидеть.
Дача была большая, наполовину из камня, над верандой – оранжевый навес, в тени которого дышать немного легче. Перед верандой раскинулся сад – молодые персиковые деревья. Дальше участок террасами спускался вниз, там были посажены груши. На террасах – клубника, кусты смородины. Из-под сердцевидных листьев выглядывают помидоры, розовый цвет еще не окрасил полностью их гладкую поверхность, кое-где уступая желто-зеленому. Жужжат пчелы, вьются вокруг деревьев, над клубникой, долго и педантично проверяют каждый цветок и лишь потом начинают собирать мед.
Под персиковыми деревьями сидят трое, курят. Тонкий дым, прежде чем раствориться и исчезнуть, долго висит в неподвижном воздухе.
– Подъем! – говорит бай Ламбо и встает. – Иначе получим солнечный удар…
Сашко и Антон поднимаются, облизывают пересохшие губы и приступают к работе.
Сначала сдвинулся с места лес, поплыл медленно, едва заметно, потом пришла в движение зеленая стена деревьев. Она набирала скорость не спеша, двигалась на запад в направлении дороги. К лесу присоединились груши, они были ближе и двигались быстрее, закружились персики, за ними – пчелы, которые, не переставая, жужжали над клубникой, закружилась и сама клубника…
Затем в круг включилась веранда с оранжевым навесом, потом – сверкающая на солнце слюдяными вкраплениями штукатурка второго этажа, проволочная ограда, „Бакингемский дворец', железные ворота ограды, коричневые ставни соседней дачи с вырезанными на них сердечками, пугало во дворе другого соседа… Затем снова надвинулась зеленая стена дубового леса, промелькнула дорога, где работал бульдозер, снова показались груши. Земля кружилась…
Бур вздрагивал и натужно скрипел, трое толкали железную перекладину. До обеда оставался еще целый час, солнце неподвижно висело над головой, и они вращали веранду, дачи, дубовый лес, дорогу, пугало…
С начала лета они искали воду на дачных участках, расположенных на склоне горы. Дачи были разные: шикарные двухэтажные, с гаражами и фонарями из кованого железа над входом; маленькие белые, с декоративными сложенными из кирпича крестьянскими печами и жестяными петухами на крыше; сколоченные из досок упаковочных ящиков и обитые жестью; приспособленные под жилье старые проржавевшие автобусы… Бурили в огородах, между помидорными кустами, на полянах, где цвели клевер и васильки, в цветочных клумбах и клубничных грядках, в скальных породах и в твердой, как камень, глине, в белом известняке, под персиковыми деревьями и дикими грушами… Искали воду.
Обычно находили ее на глубине десяти-пятнадцати метров, если вообще находили. Они приезжали на участок, выпивали ракию[2] любезного хозяина, сгружали узлы бура и
