Он засмеялся:
– Немногие помнят, что меня так звали. Большинство зовут меня Гален.
Я и не знал его имени. Белый Медведь нравился мне куда больше.
– Они что, боятся?
– Ну, твой кузен Дю-эйн не боится. Я слышал, ты уже успел с ним поцапаться?
– Да так, ничего серьезного.
– Конечно. Фрибо сказал, что, если ты будешь приходить каждый день, он погодит продавать бар. Ты что, пишешь новую книгу?
Значит, Фрибо так передал ему историю с книгой “Волшебный сон”.
– Точно. Я приехал сюда, чтобы спокойно поработать.
– И влез в наши дела. Знаешь, я хотел бы встретиться с тобой как можно скорее.
– Когда?
– Хотя бы сегодня.
– А зачем?
– Просто поболтать, по-дружески. Ты можешь сегодня? У меня возникло неприятное чувство, что он телепатически подслушал мой разговор с Полом Кантом.
– Я думал, ты сейчас очень занят.
– Для старого друга у меня всегда найдется время, Майлс. Так как ты? Мы все там же, за зданием суда.
– Хорошо, я приеду.
– Тогда до встречи.
– А что случилось бы, если бы я сказал, что не приеду?
– А почему что-то должно было случиться?
Но мне это не нравилось. Похоже, что Белый Медведь (Гален, если ему так хочется) следил за мной с момента прибытия. Может, кто-то из врагов Пола подглядел, как я прячу в карман ту дурацкую книжку? Но тогда бы они задержали меня в магазине.
Все еще думая об этом, я поднялся в свой кабинет и сел за стол. Он казался чужим, как будто не я совсем недавно отвинчивал от него дверные ручки и водружал на козлы. Чужой казалась и моя злосчастная книга. Я открыл рукопись и с отвращением прочитал фразу: “Секс в работах Лоуренса – это момент выбора между смертью и полноценной личностной жизнью”. Неужели это написал я? И еще забивал подобной чепухой головы студентам?
Я сгреб с полки книги, связал их веревкой и понес вон из дома. Там я встретил Алисон Апдаль.
– Так я их и не прочитала, – сказала она печаль но. – Вы мне их не дали.
– Знаю. Я тебе еще кое-что не дал, но это уже была не моя идея.
– А если я дам их Заку? Он умный, не то, что я.
– Делай с ними, что хочешь. Избавишь меня от труда их выкидывать, – я повернулся, чтобы уйти.
– Майлс, – жалобно сказала она.
– Слушай, ты очень соблазнительна, но я для тебя слишком стар. К тому же, я все еще гость твоего отца. Могу только посоветовать тебе бросить Зака. Он тебя до добра не доведет.
– Вы не понимаете, – сказала она. Она выглядела очень несчастной, стоя на крыльце с пачкой книг, перевязанной веревкой.
– Не понимаю.
– Тут нет таких, как он. Не было, пока не появились вы. Я вытер рукой лоб, вспотевший, как у барабанщика после долгого концерта:
– Алисон, я пробуду здесь недолго. Не делай из меня того, чем я не являюсь.
– Майлс, – она смущенно помолчала. – Что-нибудь не так?
– Сложно объяснить, – она не ответила, и я, взглянув в ее пылающее лицо, понял, что и ее проблемы не так легко объяснить словами. Мне хотелось взять ее за руку, но я этого не сделал.
– Но... – начала она, когда я опять собрался уходить.
– Что?
– Вообще-то я это сама придумала. Но вы мне не поверите.
– Осторожнее, Алисон, – предупредил я, стараясь вложить в эти слова как можно больше серьезности.
Я вышел с крыльца на солнце. От похмелья осталось только ощущение опустошенности. “Фольксваген” стоял возле гаража; в двадцати ярдах от него паслась кобыла, старавшаяся перегнать соседок-коров по количеству съеденной травы. Ореховые деревья стояли вокруг, излучая здоровье. Я мог только пожелать такого же для себя и Алисон Апдаль. Я чувствовал спиной ее взгляд и хотел сделать что-нибудь, чтобы помочь ей, что-нибудь правильное и решительное. Вверху пролетел ястреб. У дороги скворечником притулился почтовый ящик на металлической ножке. Тута С., должно быть, не успела взять почту.
Я вытащил из ящика толстую пачку конвертов. Пробежав глазами каталоги и рекламные бюллетени, я наткнулся на такой же конверт, какой получил недавно – и тем же летящим почерком на нем была написана моя фамилия. Как и предыдущее, оно было опущено в Ардене.
Поняв, что это значит, я тут же взглянул на границу поля и леса. Там никто не стоял. Посмотрев на конверт еще раз, я понял, что ошибся. Письмо было адресовано Алисон Грининг. У меня задрожали руки. Кое-как я разорвал конверт, но я уже знал, что там найду. Конечно же – чистый лист бумаги. Никакого сердца, пронзенного стрелой; никакой черной метки. Чистая кремовая бумага.
По дороге спешила Тута Сандерсон с болтающейся на плече сумкой. Я подождал немного, задыхаясь от волнения, потом быстро пошел ей навстречу.
– Миссис Сандерсон, принимайтесь за уборку. Мебель в комнате лучше не трогать. – Вспомнив про утренний звонок, я добавил. – Если зазвонит телефон, не подходите.
Я сел в машину, нажал на газ и пролетел через лужайку, едва не налетев на орех. Потом поехал по направлению к шоссе 93. Тута Сандерсон все еще стояла и смотрела мне вслед.
Но я не хотел, чтобы к Белому Медведю меня приволок краснорожий арденский полицейский. У мотеля РДН я снизил скорость до сорока и к школе приблизился на вполне законных тридцати. На тротуарах появились люди, толстый кот лениво умывался на подоконнике, мимо проносились машины; Арден не выглядел таким пустым и зловещим, как в мой первый визит. Теперь это был нормальный провинциальный городок, приветливый и полусонный. Я поставил машину возле “Зумго” и вышел, из кармана у меня торчал надорванный конверт. Я чувствовал себя человеком, поскользнувшимся на яичной скорлупе, и знал только один способ отогнать это чувство.
Я перешел улицу и вошел в магазин, где, по счастью, было полно народу. Покупательницы, большей частью толстухи в неприлично коротких юбках, должны были помочь моей аутотерапии. От них исходил густой запах компоста, дешевого пива и сладостей. Я пошел между прилавками, притворяясь, что что-то ищу. Женщины краем глаза наблюдали за мной. Я вошел в роль главы семьи, совершающего покупки. В этот раз никакого воровства. Я достал десять долларов и зажал в руке.
Пора сделать два замечания. Во-первых, мне показалось, что я узнал почерк на конвертах, и решил, что эти письма посылала мне Алисон Грининг. Конечно, это было безумие, но еще большим безумием было подумать, что она вернется двадцать первого июля, чтобы исполнить свою клятву. Быть может, она таким образом сигнализировала мне, просила продержаться до назначенного дня.
Второе замечание касается воровства. Я не питаю ни малейшей склонности к воровству – разве что на глубинном, подсознательном уровне. За пятнадцать лет книга “Волшебный сон” была первым, что я украл. Думая о кражах моего детства, я однажды спросил психоаналитика – не считает ли он, что я страдаю клептоманией. Конечно, нет, сказал он. Я попросил его написать это на бумаге, и через час он выдал мне отпечатанное на машинке свидетельство. С тех пор в трудные минуты я тешу себя тем, что я в здравом уме.
Поэтому то, что я намеревался сделать, было скорее имитацией воровства: я хотел сунуть в карман какой-нибудь предмет и на выходе расплатиться за него. Сперва искушение посетило меня при виде штопора, потом мой взгляд уперся в полку со складными ножами. Но я преодолел себя. В глубине души затея по-прежнему казалась мне глупой.
Однако я все же поднялся на второй этаж, где лежали книги. Я медленно ворошил их, говоря себе:
