– «Открытый порок»[23].
– Ну, да… С его банками, бизнесом, аристократией, светскими дамами и проститутками. – Кларк вновь бросил на меня насмешливый взгляд, в котором мне почудилась гордость. – Именно в те времена в Эджертон приехали твои родственники. Знаменитые братья Данстэны, Омар и Сильвэйн. Тысяча восемьсот семьдесят четвертый год.
– Омар и Сильвэйн? – переспросил я. – Первый раз слышу.
– Братья Данстэн въехали в город на повозке с сеном и соскочили с парой саквояжей и двумя сотнями долларов золотыми монетами. Только пусть тебя не вводит в заблуждение повозка с сеном. Братья обладали этаким шиком, присущим жителям большого города. Сообразительные, симпатичные джентльмены, говорившие на правильном английском, прекрасные манеры, одеты по последней моде. Когда Омар и Сильвэйн подобрали себе временное жилье, они легко нашли работу в игорном предприятии и в течение дня утроили привезенный запас.
– Они были профессиональными игроками?
– На хлеб насущный они себе зарабатывали коммерцией и финансовыми операциями. Никто так никогда и не узнал, чем они занимались до приезда в Эджертон, хотя слухов ходило множество. Кое-кто даже говорил, они были наемными убийцами. Болтали, что один из них или оба побывали за решеткой.
– Чем они занялись здесь?
– Все, к чему бы они ни прикасались, процветало. Когда случались наводнения, Омар и Сильвэйн богатели. Скупали собственность тех, кто покидал город. Скупали землю, где, по их мнению, предполагалось строительство новых районов города. Пятнадцать, двадцать лет спустя сдавали в аренду важнейшие городские здания. Ну а от природы они были сами не свои до женщин.
Кларку очень нравилась история братьев Данстэнов. Радуга, протянувшаяся от повозки с сеном до полного процветания, завораживала его воображение. Теперь он явно считал Омара и Сильвэйна своими кровными родственниками, чьи достижения прибавляют достоинства и ему самому.
– Вот как…
– Люди говорили, братья были дьявольски хороши собой. – Самодовольной торжествующей усмешкой Кларк дал мне понять, что, несмотря на разрушительную работу лет, он, Кларк Рутлидж, считает себя не менее привлекательным. – И были похожи как две капли воды. Говорят, время от времени темперамент увлекал братьев настолько, что побуждал создавать у дам их сердца впечатление, что они развлекаются не с тем, с кем думают, если ты понимаешь, о чем я. Не сомневайся, их принимали во многих приличных домах в те моменты, когда хозяин отсутствовал. – Кларк помедлил. – Говард, насколько я знаю, пошел по стопам папочки. Так же как и два других сына, но те то ли умерли еще молодыми, то ли ударились в бега.
– Яблоко от яблоньки… Печально. Кларк снова помедлил.
– Знаешь, как это бывает. Залетишь слишком высоко – тебя оттуда сшибут. Омар женился на женщине из Нового Орлеана по имени Этель Бриджес и малость остепенился. Тем не менее как-то утром он вышел из дома, в котором мы с тобой сейчас сидим, и кто-то подстрелил его, когда он направлялся к своему экипажу. Насмерть. Сильвэйн услышал выстрел, выбежал из дома, но успел лишь заметить всадника на лошади, во весь опор летевшего по улице. Человека этого правосудие не сыскало. Как ты думаешь, можно было бы установить его личность? Если все было именно так?
Я кивнул.
– Сильвэйн женился на вдове брата, построил дом за городом и переехал туда. У них с Этель родились дети, трое, четверо – никто не знает точно.
– Должны были остаться документы.
– Ты забываешь,
– Но почему?
Усмешка моментально сползла с лица Кларка, но врожденная словоохотливость одержала верх над осторожностью.
– Как-то сто лет назад один старожил поведал мне, что братья Данстэны понятия не имели о том, что их дети появляются на свет такими уродцами, о каких медицина слыхом не слыхивала. Например, с огромной головой и телом не крупнее кегли. Или с жабрами под ушами, или без рук, без ног. Или того страшней. Почти все новорожденные умирали, сказал он, но тех немногих, что выжили, держали на чердаке. – Он глянул на меня. – Лично я считаю, один или два малыша Этель не вовремя вышли из лона, а Говард, старший ребенок в семье, в детстве нечаянно услышал то, что не следовало слышать маленькому мальчику. Этим объясняется необузданность его характера в дальнейшем – он промотал все свое состояние. Говард натворил бед. Ближе к закату своих лет он, по-моему, совсем обезумел. Жил словно в мире грез.
У меня создалось впечатление, что все услышанное пришло из мира грез, а именно – мира грез, выдуманного на кухне сплетен маленького городка.
– Кто из братьев был моим прапрапрадедушкой? Если Говард был старшим ребенком в следующем поколении, значит – Омар?
– Насколько мне известно, братья делились друг с другом всем. Не думаю, что они знали, чьим сыном был Говард.
Я выдавил в ответ что-то нечленораздельное. Ухмылка Кларка источала вселенскую мудрость:
– Полагаю, это Сильвэйн. Омар был более уравновешенным. Сильвэйн крутил романы, даже когда жил в этом доме с Этель и детьми. Когда Говард достиг совершеннолетия, он стал вести себя абсолютно так же, за редкими исключениями. Что его и погубило, потому как к этому времени Эджертон стал другим.
– Добропорядочным, – вставил я.
– Дело все в том, что Говарду необходим был свой собственный Омар, а поскольку такового не было, в одиночку он «сдулся». Хэтчесы и Милтоны воспользовались его слабостью.
Заскрипели ступени, и Кларк выпрямился на стуле.
