– Он работает, – настаивал Табби. – Он действительно работает. Погляди, он тут играет в теннис.
На лице старика промелькнуло раздраженное выражение, и за все время их дальнейшего пребывания в конторе он больше не улыбнулся.
Когда его отец и дед сходились в комнате вместе – на семейных обедах, которых Кларк не мог избежать, и каждый раз, когда старик входил в апартаменты сына, – атмосфера неприязни почти ощутимо повисала в воздухе. Табби в эти минуты казалось, что его отец – тоже ребенок, не многим старше его самого.
– Почему ты не любишь дедушку? – спросил он как-то раз отца, когда тот читал ему сказку на ночь.
Кларк вздохнул.
– Для тебя все это слишком сложно.
Временами, и особенно часто, когда ему минуло пять лет, Табби слышал, как его дед и отец ссорятся.
Они ссорились по поводу длины волос Кларка, по поводу стремления Кларка стать блестящим игроком в теннис (что Монти презирал) и из-за обязанностей Кларка. Кларк и Монти Смитфилды обычно держались друг с другом холодновато и отчужденно, но каждый раз, когда Монти начинал поучать сына, между ними разыгрывались бурные сцены – в столовой, в обеих гостиных, в коридоре, на лужайке. Эти ссоры всегда кончались тем, что Кларк разворачивался и уходил прочь.
– Что ты собираешься делать? – окликнул Кларка Монти после одной из таких стычек, свидетелем которой был Табби. – Уйти из дома? Ты не можешь себе этого позволить – ты не найдешь другой работы.
Табби побледнел – он не понимал смысла сказанного, но презрительный тон ощущал хорошо. В этот день до обеда он ни с кем не разговаривал.
Жена и мать Кларка были тем клеем, который скреплял семью в одно сложное целое: Монти действительно любил Джин, мать Табби, а Джин и ее свекровь удерживали Кларка на работе. Может, если бы Кларк Смитфилд как теннисный игрок был на двадцать процентов лучше, чем он был на самом деле, или на двадцать процентов хуже, жизнь в старом доме на Маунт-авеню текла бы по-другому. Или если бы он был меньше погружен в себя, а его отец не обладал бы таким твердым характером. Но Джин и ее свекровь полагали, что со временем Кларк все же привяжется к своему делу, а Монти – к своему сыну, и удерживали семью вместе. Так все и шло в привычном и почти удобном состоянии борьбы. До той поры, как с Табби и его семьей случилась первая по-настоящему ужасная история.
5
1975
Фрайдгуды, которые казались идеальной парой, поселились в Хэмпстеде в доме колониального стиля в 1975 году.
В тот год Табби Смитфилду исполнилось десять лет и он жил со своим отцом и мачехой в Южной Флориде. Тогда как Лео Фрайдгуд постепенно занимал все более высокое положение в избранном им мире, Кларк Смитфилд, похоже, все дальше расходился со своей удачей – сначала он был буфетчиком, потом расстался с этой работой ради места торгового агента в фирме стеклянных изделий Холлинсворта; затем вылетел и оттуда, после того как напился на яхте, принадлежавшей президенту компании, и облевал роскошные ковровые тапочки Роберта Холлинсворта; опять работал буфетчиком, но уже в другом баре и, наконец, нанялся на службу охранником.
Он трудился ночью и во время обхода носил с собой бутылку, к которой постоянно прикладывался. К тому времени и его первая жена, и его мать были уже мертвы. Агнес Смитфилд умерла от кровоизлияния в мозг одним теплым майским утром, когда обсуждала с садовником обустройство альпийской горки, и жизнь ее оборвалась прежде, чем тело коснулось земли. Монти Смитфилд продал большой дом и вместе с экономкой и кухаркой переехал в дом под названием 'Четыре Очага' на Эрмитаж-роад, в пяти минутах езды от своего прежнего местопребывания. Этот новый дом находился лишь в четырех кварталах от нового дома Фрайдгудов.
Лео теперь был одним из вице-президентов 'Телпро' и зарабатывал почти пятьдесят тысяч долларов в год; он покупал свои костюмы у Трипли, отрастил густые темные усы и носил прическу достаточно длинную, чтобы выглядеть заросшим. Всегда склонный к полноте, он набрал еще двадцать фунтов веса, невзирая на ежедневную пробежку длиной в милю, и теперь – с внимательным взглядом, густыми усами и небрежной прической – выглядел чуть-чуть бунтовщиком, пиратом, что являлось излюбленной внешностью многих процветающих бизнесменов, которые чувствуют себя волками, живущими среди волков.
В 1975 году, в первый год жизни в Хэмпстеде на Кэннон-роад, Стоуни присоединилась к Новым Соседям, Высоким Умам – книжному дискуссионному клубу, Лиге женщин – участниц голосования, а также посещала кулинарные курсы, ИМКА и библиотеку. Ей следовало бы подыскивать работу, но Лео не хотел, чтобы она работала. Она бы попыталась забеременеть, но Лео, чье детство прошло под материнской гиперопекой, терял всякую способность соображать, когда она пыталась обсуждать это. В 'Хэмпстедской газете' она прочла о наборе в школу йогов и оставила Новых Соседей. Чуть позже она бросила посещать Высокие Умы и Лигу.
'Хэмпстедская газета' выходила дважды в неделю. Этот маленький листок был основным источником информации для Стоуни о том, что творится в новом для нее городе. Из него она узнала о Лиге искусств для женщин и примкнула к ней, думая, что там иногда бывают художники, – один из ее парней в Калифорнии был художником. И, разумеется, она отыскала художника, поскольку ей этого хотелось. Пэт Доббин был достаточно известным в местных кругах, хотя о нем не было ни особенно хороших, ни особенно плохих отзывов, жил один в маленьком лесном домике и на хлеб зарабатывал, делая иллюстрации к книгам. Они удавались ему больше, чем живопись маслом. Когда Лео был в одной из своих командировок, Стоуни посетила с художником Лигу искусств, когда там устраивался обед. Она знала, что Сара Спрай, рыжеволосая женщина умеренных габаритов, была автором еженедельной колонки общественной хроники 'Что Сара видела' в 'Газете', но не была готова к тому, что на следующей неделе в газете появится заметка такого содержания:
'Сара видела: великолепный живописец и иллюстратор Пэт Доббин (что ни скажи про этого парня, все будет мало! Неужели вы еще не ходили в галерею Палмера поглядеть на серию его абстрактных морских пейзажей?) надел на прием в Лиге искусств элегантный черный галстук и вел под руку прелестную загадочную женщину. Кто эта неизвестная красотка? Пэт, не таись, расскажи Саре'.
Когда Лео вернулся из своей командировки, он прочел эту заметку и спросил:
– Хорошо повеселилась вечером в пятницу на этой Лиге?
Жалко, что я не смог пойти с тобой.
Глаза его были понимающими и насмешливыми.
6
Ноябрь 1970
В отличие от своего мужа Джин Смитфилд была осторожным водителем. Когда она и Кларк отправлялись куда-то вечером, оставляя сына на родителей мужа, она всегда настаивала на том, что сама поведет машину, если Кларк перебирал свой обычный лимит: два бокала перед обедом и пара стаканов вина за обедом. Вечерами, когда Кларк больше, чем обычно, жаловался на своего отца или вспоминал какие-то древние теннисные матчи, она вела машину домой, слушая, как он бесконечно упрекает ее в том, что она чересчур хорошо ладит с его отцом:
– Неужели тебе действительно нравится этот старый ублюдок? Ты же знаешь, что он со мной делает? Боже, иногда я думаю, что он подкупает тебя: все эти новые тряпки, которыми он забрасывает тебя, разве нет? Ты меня до седых волос доведешь. Ты не становишься на мою сторону – позволяешь моему отцу очаровывать себя всем этим дешевым шиком. – Если Кларку было по-настоящему паршиво, он вырубался прежде, чем она въезжала в ворота дома. – Он никогда не получит Табби, – бормотал он. – Он никогда не сможет забыть, что я существую, и не сделает Табби своим сыном.
Этого он никогда не сможет сделать.
Джин старалась по возможности не обращать на это нытье внимания.
