больше не были детишки, это было что-то другое, что-то, что вы бы никогда в жизни не захотели увидеть, мистер, да и я тоже.
Они выглядели так, словно их дергали за ниточки – вот как!
В отличие от Джерри Джерома Хольц не видел необыкновенного сияния; как и большинство остальных, он думал, что Ларри Вайка убил Род Фратни, хоть Род и считался худшим стрелком во всей хэмпстедской полиции. Правда, к тому времени, когда Грем беседовал с Лью, вопрос о том, кто именно убил Вайка, больше не интересовал его.
Поэтому он еще раз поговорил с Бобо Фарнсвортом о том, что ему удалось выяснить насчет этой ночи, и спросил:
– Когда вы прибежали в театр со станции, вы случайно не видели изображение, которое было на экране?
Дело в том, что, когда Бобо прибежал в театр, фильм еще крутился – кинооператор, сраженный шальной пулей, лежал на полу в своей будке. Он был жив, но не мог пошевелиться, экран превратился в лохмотья, но 'Хор мальчиков' – или то, что там Дракон показывал вместо него – все еще мелькал на обрывках экрана и на пустой сцене за ним. И Бобо, который стоял на возвышении в темном кинозале, заполненном трупами, видел это.
7
Около десяти часов вечера Ронни заснула тяжелым, беспокойным сном. Бобо сидел на краю постели, ему не хотелось оставлять ее – от долгой иссушающей болезни лицо Ронни казалось полупрозрачным. Он осторожно дотронулся до ее рук и приподнял их: горячие, сухие и не тяжелее бабочки. Сидеть, держа руки Ронни в своих, в то время когда она спит, показалось Бобо несколько нарочитым; он осторожно положил их обратно на простыню. Потом пошел в ванную, смочил в холодной воде полотенце и, вернувшись к Ронни, осторожно протер ей лоб. Ронни что-то пробормотала сквозь сон, но не проснулась. Бобо осторожно приложил пальцы ко лбу, и ему показалось, что он уже не такой горячий.
Следить и ухаживать за больной, как обнаружил Бобо, было более изнурительным делом, чем работа полицейского. Он выслушал отчеты по прошедшим дежурствам, вернулся домой, ухаживал за Ронни и только сейчас почувствовал, что не спал уже тридцать шесть часов. Самым изнурительным во всем, думал Бобо, было беспрестанное волнение о состоянии Ронни, но, повозившись с нею в течение шести или семи часов, он буквально валился с ног и не чувствовал собственной спины. Сейчас он бы с удовольствием прилег рядом с ней, но Бобо не хотел рисковать, боясь разбудить ее.
Он присел рядом и, вновь взяв ее за руку, закрыл глаза. Потом он прошел через спальню к старому, завешенному одеждой стулу, сбросил все вещи на пол и уселся на него.
Он проснулся через несколько часов, не совсем понимая, что происходит, – он так сладко спал, что не сразу сообразил, что действительно заснул. Бобо пошевелился и почувствовал, как заныла спина; ноги в туго зашнурованных ботинках опухли. В противоположном конце комнаты Ронни провела рукой по лицу. Потом открыла глаза и увидела его.
– О, дорогой мой, ты остался со мной, – проговорила она. – Я так хочу пить.
– Сейчас. – Он резко поднялся со стула и принес из ванной стакан воды. – Как ты себя чувствуешь? Я думаю, что тебе надо несколько часов поспать.
Ронни согласно кивнула; она пила.
– Я чувствую себя лучше. Знаешь, я думаю, что даже могла бы что-нибудь съесть. Немного супа, ладно? Не будешь ли ты таким милым и не сделаешь ли мне немного?
– Я здесь именно для этого, – ответил он.
Вернувшись с тарелкой грибного супа, он присел на край постели и смотрел, как она почти полностью съела его. Возвращая ему тарелку, Ронни сладко зевнула:
– Ох, милый, прости. Бобо, по-моему, я могу проспать еще недели три.
Бобо в ответ улыбнулся.
– Который час? Около половины первого ночи? Бобо, почему бы тебе не пойти на встречу? Наверное, она немного позже началась, так что ты опоздаешь не больше чем на несколько минут. А я выключу свет и опять засну. Со мной все будет прекрасно, я обещаю.
– Что ж, может, я так и сделаю, – согласился Бобо.
Он не пошел прямо в театр Натмега, а, припарковав машину, решил зайти в отделение полиции. Театр располагался в нескольких шагах от городской стоянки, а Бобо интересовало, как проходит ночное дежурство. Еще несколько случаев поджога домов, очередное неизвестное тело найдено около дороги, старшеклассник пытался спрыгнуть с крыши собственного дома… Сегодня дежурит Мо Честер, он расскажет что-нибудь смешное о таинственности поступающих вечерних сообщений – Мо Честер всегда умел развеселить Бобо. К тому же Мо наверняка расстроен, что не сможет посмотреть картину и принять участие в увеселительной попойке, которая состоится после, особенно если учесть, что его брат все-таки смог туда пойти.
Бобо поднялся по ступенькам и толкнул массивную деревянную дверь. Он уже улыбался, предвидя возможный ответ Мо, удивленного его появлением.
– Эй, угадайте, кто пришел? – сказал он, несколько раз хлопнув в ладоши. – Принести вам немного пива из…
Он хотел сказать 'театра', но отсутствие публики удержало его от шутки. Мо Честер не сидел за столом, с кислой улыбкой прижав к уху телефонную трубку. За столом никого не было. Ганс Маккон, напарник Мо, тоже куда-то подевался, и это было вдвойне странным. Бобо даже не мог припомнить, когда отделение оставалось совершенно пустым.
– Эй, – позвал Бобо, – что происходит? Честер? Вы с Гансом решили объявить забастовку?
Эти слова неслись в глубину отделения – как будто там кто-то был. Внезапно Бобо понял, что в помещении никого, кроме него, нет. Ему показалось, что он ощущает какой-то запах. Бобо в молчании стоял на пороге участка – сработал рефлекс, и он потянулся к тому месту на поясе, где должна была висеть кобура. В сознании громко зазвонили колокола опасности, и только дотронувшись до пояса, он понял, что он не в форме.
– Есть кто-нибудь? – прокричал он.
Телефон зазвонил в тот самый момент, когда Бобо подошел к столу и уже собрался наклониться, чтобы заглянуть за него. Звук телефонного звонка вызвал у Бобо состояние, которое называется 'дежа вю'. Он почувствовал, что такой, точно такой момент уже был когда-то в его жизни: ужас перед опустевшим отделением, пронзительная настойчивость телефона и он сам, застывший именно в таком положении, с поднятой над порогом ногой, еле удерживая равновесие.
Бобо не сомневался в том, что отделение заполняет тяжелый запах, и первый и единственный раз в жизни он смог определить причину возникновения дежа вю, понять, что породило иллюзию того, что он уже пережил раньше. Он смог это сделать, потому что узнал запах – запах крови, который становился все сильнее, и казалось, что даже стены испускают этот удушающий аромат. Он смог это сделать, потому что продолжал истошно звонить и звонить телефон. Бобо вернулся в памяти к тем ужасным часам, когда он приехал на вызов брата Эстер Гудолл и, увидев месиво на кухне, позвонил в участок; он ждал приезда полиции, а телефон миссис Гудолл раскалился от звонков, но священник словно не слышал его. И Бобо не хотелось отвечать на звонки. Полиция штата разберется с друзьями и семьей миссис Гудолл.
В отделении воняло точно так же, как воняло кровью в тот майский день в доме Гудоллов. Бобо двинулся по направлению к стойке. Он поднялся на цыпочки и перегнулся.
На столе лежали телефонные книжки, блокноты и сигареты полицейских, но он не увидел того, чего боялся. Никаких тел, распростертых около стола, не было.
– Честер! Маккон! – прокричал он. – Кто-нибудь!
Он прошел через коридор к кабинетам, комнате предварительного досмотра и комнатам для допросов, но никого не увидел. Позади продолжал истошно заливаться телефон.
Прежде чем отправиться осматривать участок дальше, Бобо обернулся, чтобы еще раз взглянуть на вход. И тут он заметил то, что раньше ускользнуло от внимания: дверь между основной частью отделения и шестью маленькими камерами была приоткрыта на несколько дюймов.
