долине, — однако группа людей у землянки Хаконссонов осталась на месте. Халли ушел в чертог, где вовсю готовились к Пиру дружбы. Стелили постели для гостей, которые останутся ночевать, выставляли столы на середину помещения, зажигали фонари, развешивали под потолком пучки сладкого розмарина, застилали пол свежей соломой. Эйольв со слугами отыскал бочку пива, пережившую Собрание. На кухне трудились повара; закололи кабанчика и целиком насадили его на вертел; принесли с реки свежую рыбу.
Халли в тревоге наблюдал за приготовлениями, лихорадочно подыскивая предлог, чтобы не присутствовать на пиру. Он не раз подступал к матери со все новыми причинами, но она и слушать ничего не хотела. В конце концов Халли очутился у себя в комнате, где Катла наконец-то принялась обряжать его в парадное платье.
Парадный костюм его настроения не улучшил: он когда-то принадлежал его брату. Туника свисала почти до колен, а чулки еле налезли на его массивные ноги. Халли бурно протестовал, но Катла не обращала внимания на его вопли. Вместо этого она ласково потрепала его по щеке.
— Эх, Халли-Халли! Все-то ты хмуришься, все брови супишь! Как ты думаешь, отчего тебя так недолюбливают люди? Оттого, что ты, как и все дети Середины Зимы, распространяешь вокруг себя зловонное облако злости!
— Ну, я, по крайней мере, не такой вонючий, как Лейв. Он как пройдет — от него аж свиньи бледнеют!
— Да я не это имела в виду! Хотя с возрастом ты обнаружишь, что это почти то же самое. Я про другое. С тех самых пор, как сделал первые шаги на своих коротких ножонках, ты ухитряешься раздражать даже самых незлобивых людей. Попробуй вести себя мило, прими простодушный вид! Особенно при Хаконссонах. Они народ обидчивый. Не пялься ты на них исподлобья! Распри, бывало, начинались и с меньшего.
С наступлением ночи Арнкель, Астрид, Лейв, Гудню и Халли собрались в чертоге, ожидая прихода гостей. Они молчали, беспокойно расхаживали взад-вперед, без конца переставляли и перекладывали с места на место блюда и столовые приборы.
Гудню, сестра Халли, убрала волосы в замысловатую башню из переплетенных прядей; на сооружение этой прически у нее и у прислуживающей ей девушки ушла большая часть дня. Теперь она стояла и корчила умильные мины, глядя на себя в дно серебряного блюда. Когда Халли проходил мимо, она встревоженно обратилась к нему:
— Скажи, братец, как ты думаешь, я достаточно туго заплела волосы? Ты погляди, какие чудесные шпильки купила я у купца на ярмарке! Они старинные, их передают из поколения в поколение!
Халли изнывал от беспокойства в ожидании Рагнара, и ему было не до сестры. Однако же, вспомнив советы Катлы, он сдержал язвительное замечание и скроил доброжелательную физиономию, широко распахнув глаза, словно в изумлении. Сестра поморщилась.
— Слушай, если хочешь, чтоб от твоей рожи молоко скисло, продолжай в том же духе! Ох, нет! Смотри, Халли, это же Бродир! А ведь матушка буквально умоляла его не приходить!
И точно: распахнулись занавеси, и в чертог вошел их дядя. Лицо у него было мрачное и очень бледное. Он подошел прямиком к бочонку и налил себе полный кубок. Мать Халли, Астрид, бросилась к нему, побелев от негодования и тревоги.
— Бродир! Ты же обещал!!! Бродир, прошу тебя! Твое присутствие на этом пиру не сулит нам добра! Давай я принесу еду тебе в комнату — лучшие куски, самые спелые фрукты…
Было очевидно, что Бродир пьян, однако же голос его звучал ровно.
— Эйольв! Поставь-ка еще один прибор тут, в конце стола. Я все-таки решил присутствовать на пиру. Сдается мне, Астрид, — продолжал он, — что нынче вечером Свейнову чертогу понадобятся люди, которым небезразлична память о Свейне, а не те, кто заискивает перед его врагами!
— Не дури, Бродир! — вмешался Арнкель. Его голос был резким и напряженным. — Мы давно уже примирились, между ними и нами нет дурной крови.
Бродир лукаво улыбнулся себе в бороду.
— Если так, отчего же вы возражаете против моего присутствия?
Арнкель шумно выдохнул.
— Потому что ты, братец, живешь в прошлом.
— И потому, что ты ухитряешься делать прошлое настоящим! — прошипела мать Халли. — Уйдешь ты или нет?
— Нет, Астрид, не уйду я. Что, если Хаконссонам вздумается исполнить обычай и похитить со стен сокровища Свейна? Должен же тут быть кто-то, кто будет охранять их!
Бродир развернулся, пошатнувшись при этом; на глаза ему попался Халли.
— Что, Халли, ты-то согласен со мной? Ты истинный сын этого Дома, Халли! Уж ты-то не стал бы меня выдворять.
Все уставились на Халли — и отшатнулись.
— Что у тебя с глазами, мальчик? — спросил Бродир. — Если хочешь в нужник, беги скорей, пока гости не явились!
Халли пришлось отказаться от изобретенного им простодушного взгляда. Тут во дворе зацокали копыта, и Арнкель с Астрид не сдержались от крепких словечек. Потом Арнкель сказал:
— Брат, если любишь меня, не поддавайся на их подначки!
Вся семья выстроилась в дверях.
Несколько секунд спустя, вручив свои плащи Эйольву и щурясь от яркого света, в чертог вошли Хаконссоны.
Их было меньше, чем ожидал Халли, — на самом деле всего трое: двое мужчин и юноша. Арнкель, стоявший у самого входа, скованно поклонился.
— Хорд Хаконссон, мы приветствуем тебя и твоих родичей и предлагаем свою дружбу и службу на время пребывания под нашим кровом. Наш дом — ваш дом!
Халли услышал, как стоявший рядом Бродир негромко фыркнул.
Хорд Хаконссон ответил:
— Ваше приглашение — большая честь для нас! Я привел с собой брата, Олава, и сына, Рагнара, дабы воспользоваться вашим гостеприимством. Моя супруга к нам не присоединится.
— Неужто она все еще плохо себя чувствует? — с тревогой осведомился Арнкель.
— Нет, отнюдь. Она отбыла вместе со слугами. В наши края дорога длинная, сами знаете.
Стоявший рядом с Халли Бродир пробормотал:
— Оскорбление номер один. Ты погляди на лицо Астрид!
Но Халли смотрел прямо перед собой, на огонь, пылающий в очаге. У него пересохло во рту при мысли о предстоящей встрече с Рагнаром Хаконссоном. Что он сделает, узнав своего обидчика? Ударит? Разорется? Призовет проклятие на его голову? Все возможно…
Трое гостей шли вдоль шеренги хозяев, бормоча приветствия; Халли услышал хриплый голос Лейва, жеманное чириканье сестры… а потом Хорд Хаконссон дошел до Бродира.
Воцарилось молчание. Оба не сказали ни слова. Руки они друг другу тоже не пожали.
Хорд двинулся дальше. Теперь он стоял перед Халли и смотрел на него сверху вниз. Бородка у него была рыжеватая, щеки выбриты. Как и Рагнар и его приятели, Хорд носил волосы гладко зачесанными назад. У него была толстая шея, массивные плечи — все выдавало недюжинную силу. Насупившись, крепко стиснув челюсти, он взглянул на Халли тяжелым взглядом. Халли прокашлялся и назвал себя; его рука утонула в огромной мясистой ладони. Хорд тут же прошел дальше, не выказав к мальчику ни малейшего интереса.
Следом за ним шел Олав Хаконссон, младший брат Хорда. Лицо у него было более узкое, нос чем-то напоминал нож, узкий и заостренный, губы плотно стиснуты. Он тоже проигнорировал Бродира, кивнул Халли и прошел мимо.
Наступила очередь Рагнара. Он был бледен, с пятнами на щеках — явно еще не оправился от болезни. Дойдя до Халли, он взглянул на него — и замешкался. Халли напрягся и прочистил горло. Он ожидал ярости, громогласных обвинений… Но в глазах Рагнара отражалась сперва только скука. Потом к ней примешалась легкая озадаченность. Он окинул Халли взглядом, нахмурился… Он выглядел как человек,
