Стрелец. Сборник № 1

Государь и Гений вероятно уничтожились в существенном здоровьи. Как могли они не умереть? Итак, умерли они вместе.

Но Государь скончался в своем чертоге, в обыкновенном возрасте. Государь был Гений. Гений был Государь. — Ученой музыки недостает нашему желанно.

Бродяги

Жалкий брат! Что за ужасные бдения ты перенес ради меня! «Я не был ревностно поглощен этим предприятием. Я насмехался над его слабостью. По моей вине мы вернулись в изгнание, в рабство». Он предполагал во мне несчастие и невинность, очень странные, и прибавлял беспокойные доводы. Я, зубоскаля, отвечал этому сатаническому доктору, и кончал тем, что достигал окна. Я творил по ту сторону полей, пересеченных повязками редкой музыки, фантомы будущей ночной роскоши.

После этого развлечения, неопределенно-гигиенического, я растягивался на соломе. И почти каждую ночь, едва только заснув, бедный брат вставал, с гнилым ртом, c вырванными глазами, — такой, каким он видел себя во сне — и тащил меня в залу, воя о своем сне идиотского горя.

Я, в самом деле, в совершенной искренности ума, взял обязательство возвратить его к его первоначальному состояние сына Солнца, — и мы блуждали, питаясь палермским вином и дорожными бисквитами, и я спешил найти место и формулу.

Исторический вечер

В какой-нибудь вечер, например, когда найдется наивный турист, удалившийся от наших экономических ужасов, рука художника оживляет клавесин лугов: играют в карты в глубине пруда, зеркала, вызывающего королев и миньон; есть святые, покрывала, и ниши гармонии, и легендарные хроматизмы, на закате.

Он вздрагивает при проходе охот и орд. Комедия услаждает на подмостках газона. И смущение бедных и слабых на этих бессмысленных плоскостях!

В своем рабском видении Германия строит леса к лунам; татарские пустыни освещаются; старинные возмущения шевелятся в центре Небесной Империи; за каменными лестницами и креслами, маленький мир бледный и плоский, Африка и Запад, будет воздвигаться. Затем балет известных морей и ночей, химия без ценности, и невозможные мелодии. То же буржуазное чародейство на всех точках, куда нас ни приведет дорога! Самый элементарный физик чувствует, что невозможно покориться этой личной атмосфере, туману физических угрызений совести, утверждение которой уже есть скорбь.

Нет! момент бань, поднятых морей, подземных объятий, унесенной планеты, и основательных истреблений, — уверенности, так незлобно указанные Библией и Нормами, — он будет дан серьезному существу для наблюдения.

Однако это не будет действие легенды!

Демократия

Флаг идет нечистому виду, и наше наречие заглушает барабан.

В центрах мы будем питать самые циничные беспутства.

Мы будем умерщвлять логические восстания.

В странах освобожденных и распущенных! — на службе самых безмерных промышленных и военных эксплуатаций.

До свиданья здесь, все равно где. Рекруты доброго стремления, мы будем иметь жестокую философию; невежды науки, колесованные для комфорта; смерть для мира. который идет. Это настоящее шествие. Вперед, дорогу!

Александр Беленсон

Кульбин

Любитель перца и сирени.
Любезный даже с эфиопками,
Поверил: три угла — прозренье
И марсиан контузит пробками.

Он в трели наряжает стрелы
И в мантии — смешные мании.
— Сократ иль юнга загорелый
Из неоткрытой Океании?

И, памятуя, что гонимый
Легко минует преисподнюю,
— Плакатно-титульное имя
Чертить, задора преисполненный.

Когда же, уединившись с Богом
Искусству гениев не сватаешь,
Он просит вкрадчиво и строго
Известности, а также святости.

Московские стихи

Посв. Ф.А.Б.