ребенка… Н-да… В такие совпадения Серов поверить не мог, весь его разум и жизненный опыт протестовал против этого. Что это было — жажда мести? Серов вспомнил Татьяну. Потом — картину убийства, описанную Петелиным. Голова пошла кругом. Совместить Татьяну с таким убийством было еще сложнее, чем поверить в самые невероятные совпадения. Еще вопрос: как она могла вычислить Константина? Никак…
Максим взял трубку, набрал номер. После второго гудка телефон рявкнул:
— Ну?!
— Алло! Добрый день!
— Чем это он добрый-то? — прокаркал голос из ночных кошмаров. — День как день, ничуть не лучше любого другого…
— Простите, — смешался Максим. — Могу ли я попросить Татьяну Павловну?
— Можешь, милок, — неприятно хохотнул голос. — Проси, пока мужа нет, — и куда-то громко, как в рупор: — Эй, соседка! Тебя хочет усатый корнет!
— Слушаю вас, — взяла трубку Татьяна.
— Здравствуйте, Татьяна Павловна. Это Максим, из фитнесс-центра.
— Здравствуйте, Максим, — голос звучал тихо.
— Нам надо срочно встретиться и поговорить. Не возражаете, если я подъеду?
— Да нет… — Татьяна явно раздумывала. — А о чем, собственно, нам с вами говорить?
— О многом, Татьяна Павловна, о многом. Есть вопросы, о которых я не хотел бы беседовать по телефону.
— Хорошо, запишите адрес, — она продиктовала. — И все-таки, я хотела бы поконкретнее узнать предмет беседы.
— Жизнь, Татьяна Павловна. Сложная, запутанная жизнь. Об Илюшке, об аварии. О вещах приятных, например, о деньгах на операцию сына. О вещах неприятных — о Константине и его нелепой смерти. Словом, о преступлении и неизбежном наказании за него. Я думаю, вы меня понимаете…
Татьяна неожиданно отключилась, а Максим нерешительно вертел в руках трубку, соображая, не ляпнул ли чего лишнего. Не обидел ли…
Глава 19
Небо, еще утром такое ясное, темнело, затягиваясь сытыми жирными тучами. Маленькие игрушечные машины длинной вереницей ползли по Окружной в обе стороны, время от времени захлебываясь истеричными воплями клаксонов. Лес потемнел и казался безбрежным, как океан на рекламных буклетах турагентств, но не голубым, а таким, каков он и есть на самом деле, без ретуши и прикрас: темным, зловещим, опасным и — манящим.
Татьяна отошла от окна, прикурила очередную сигарету и устало рухнула на диван. Мыслей не было, да и быть не могло. Голова была пустой, как раскаленная оболочка спутника, вошедшего в атмосферу, чтобы в ней и сгореть. Ниже, под сердцем, поселилась боль и так сжилась с душой, что, казалось, обитала там вечно. И с этой душой, израненной, исковерканной, перепачканной, Татьяне предстоит жить всю оставшуюся жизнь. Всю жизнь…
Надо смириться и привыкнуть. Привыкнуть…
Она вяло поднялась, вернулась к окну и бросила вниз окурок. Подхваченный ветром, он шлепнулся о стену дома, рассыпавшись целым фейерверком маленьких звездочек, и медленно, по странной причудливой траектории, полетел к земле. Коротко завис, понежившись в воздушном потоке, и рухнул, неуклюже покатившись по асфальту, как десантник-первогодка, не сумевший погасить свой парашют.
Тучи на горизонте потемнели настолько, что полностью слились с лесом. Мир стал плоским, втиснутым в твердую сферу.
Конечным… там, за горизонтом, ничего уже нет. Когда-то, конечно, было. Давно, в те незапамятные времена, когда летним воскресным днем на лесной лужайке звонко смеялся Илюшка, и они с Сережей украдкой от сына целовались. Они были молоды, счастливы, полны сил и надежд. У них был чудесный сын. Любимая работа. Друзья. Мир был безграничен, и право выбора было за ними. Давно это было. Давно… Почти пять месяцев назад.
Татьяна посмотрела вниз — и отпрянула от окна. Голова закружилась, мир завертелся, как в калейдоскопе, и рассыпался. На кухне зашипела сковорода, вызвав очередной приступ тошноты. Уже два дня она не могла заставить себя хоть что-нибудь съесть. Во всем мерещился запах паленого мяса.
— Эй, соседка, — прокаркала из коридора ошибка природы. — Тебя хочет усатый корнет! — и расхохоталась, довольная собой, своим юмором и той странной гармонией, в которой прошла ее нелепая и никчемная жизнь, полная бутылок, собутыльников и кислой капусты на завтрак.
Звонил Максим, из фитнесс-центра. Он обещал разыскать Киру. Татьяна долго не могла понять, что ему нужно, продиктовала свой адрес. Вдруг до сознания дошли слова: «Деньги на операцию… Константин…» Потом обожгло: «Преступление и неизбежное наказание. Я думаю, вы меня понимаете…»
Татьяна бессильно повесила трубку. В глазах потемнело. Она сильно сдавила пальцами виски. Преступление — и неизбежное наказание… Конечно, он все знает. Откуда? Не важно. Главное, что жить с этим нельзя.
На ватных ногах она медленно зашла в комнату и села у окна. Он все знает. Значит, узнают и другие. Сережа… Илюша…
Что ему от нее надо? Что значит — поговорить? Убедить ее явиться с повинной? Или — шантажировать?
Она горько усмехнулась. А что с нее, собственно, взять? Да и на шантажиста этот парень совсем не похож… Хотя, кто знает, как они выглядят — шантажисты? А как выглядят убийцы?..
Все-таки, вероятнее всего, — явка с повинной. Татьяна вспомнила слова Сергея: «Что мы скажем сыну: твоя мама — домработница у какого-то бандита?» А что они скажут теперь? «Сынок, ты не волнуйся, но твоя мама — убийца и воровка». Так, что ли?
Все тело дернулось, пронзенное судорогой. Она встала. Надо дождаться Максима. Надо выяснить, что ему известно и что он от нее хочет. Надо…
Взять себя в руки. Срочно. Татьяна одернула кофту, инстинктивно поправила прическу. Подошла к зеркалу — и ничего там не увидела. Нелепый мазок художника-недоучки. Ни одной индивидуальной черты. Губы, нос, глаза — все это было, но все — не ее, чужое. Из зеркала на нее смотрела Беда, а Беда делает всех людей похожими друг на друга: королей и нищих, придурков и гениев, красавиц и уродов.
«Здравствуйте, Максим, — скажу я ему. — Что Вам угодно?
— Ты — убийца, — скажет он спокойным, лишенным эмоций голосом. — И мне угодно сдать тебя в милицию.
А я скажу ему… Я скажу… Что, что я смогу ему ответить?!»
Звонок в дверь прогремел, как взрыв в горах. Настойчивый, требовательный. Неумолимый, как…
Как расплата…
Татьяна шагнула к двери — и замерла. Постояв какое-то время, повернулась и медленно, нетвердым шагом направилась обратно к окну.
— Татьяна Павловна, а у меня хорошие новости! — Максим обошел соседку и, постучавшись, толкнул дверь комнаты Зотовых.
Сквозняк ворвался в распахнутое окно и, облизав пустую комнату. Шумно захлопнул ставни.
Эпилог
Нещадно слепило солнце, и Сергею казалось, что вся его энергия была сконцентрирована в одном узком луче, падающем прямо на его пересохшее горло. Он хотел крикнуть — и не мог. Сверкающая бирюза волн Красного моря сливалась на горизонте с неестественной, театральной синевой неба. Туда, за горизонт,
