остальных зазноб. Существовала только Лидия, одна-единственная.
В голове Кирилла яркой вспышкой разорвалась граната, в глазах вспыхнули разноцветные фейерверки. Он протяжно застонал, сползая на шелковое постельное белье, оставшееся от прежних хозяев-феодалов.
— Кирюша, милый, тебе что, плохо? — на затылок Маркова опустилась горячая ладонь Лидии.
— Нет, мне хорошо, — просипел Кирилл. Он, глубоко вздохнув, перевернулся на спину и, глядя в потолок все еще мутными глазами, проговорил: — Ты знаешь, как себя чувствует птица феникс?
— Какая еще птица? — не поняла женщина.
— Есть такая зверюшка, сперва сгорает, а затем возрождается из пепла. Сегодня такой птицей себя почувствовал я. Я возродился благодаря тебе, — приподнявшись, Марков в приливе нежности поцеловал Лидию во влажное плечо.
— У меня накопилось отгулов на три дня, и Роман Иванович разрешил мне провести их с тобой, — потянувшись за сигаретой, ленивым тоном произнесла женщина.
На эти слова Кирилл только усмехнулся, про себя подумав: «Да уж, натуральный змей Роман Иванович, нашел-таки способ удержать меня нужное время в постели. Ладно, не будем тратить его понапрасну». Рука опера по-хозяйски легла на бедро женщины и крепко его сдавила…
Водка закончилась, Юрий Артюхов с сожалением посмотрел на пустую бутылку, потом недовольно крякнул и сунул пустую тару под стол.
Настроение у майора было препротивнейшее. Сегодня наступил девятый день со дня гибели старшины Огородника. Здесь, на войне, девять дней не принято отмечать, слишком часто гибнут. И если следовать всем поминальным традициям, то нахождение войск в Афганистане превратится в одну бесконечную тризну. Но в отношении Мыколы Семеновича у Артюхова было все по-другому. Они дружили больше двадцати лет, с тех пор, когда после демобилизации он пришел работать в милицию. Тогда водителем патрульного «Москвича» был старший сержант Огородник, они пять лет отпахали в одном экипаже, за это время Артюхов заочно окончил школу милиции и получил первое офицерское звание. Все остальное время, поднимаясь по карьерной лестнице, Юрий Иванович тащил за собой Огородника. Вернее сказать, не тащил, а держал при себе. Они за эти годы срослись, как родственники, их жены дружили, втайне от начальства друг у друга крестили детей, вместе отмечали праздники и проводили нечастые выходные.
У майора даже закралось подозрение, что и в Афганистан Мыкола Семенович записался добровольцем из-за того, что его, Артюхова, туда направили. Вот только здесь судьба их развела, Артюхов, как старший группы, получил кабинет в городском управлении царандоя, а Огородник оказался в команде Маркова.
Вспомнив Кирилла, майор в бессильной злобе заскрежетал зубами. Недаром этот периферийный супермен сразу ему не понравился, слишком уж независимый.
Впрочем, тогда Юрий Иванович был даже рад за кума, старшину Марков не особо гонял, так, время от времени выезжали в город. Его обязанности мало чем отличались от службы в родном Новосибирске. Артюхов втайне надеялся, что так они тихой сапой оттянут срок в этой заграничной командировке.
Надеялся, предполагал, но, как известно, человек предполагает, а судьба расставляет все по-своему. Подчиненную Артюхову команду усилили спецназовцами и бросили в горы.
Милиционеры оказались выходцами с равнины, и карабкаться в горы им было крайне сложно. Зато спецназовцы оказались настоящими барсами, они не только самостоятельно забрались на вершину, но и, считай, на себе вытащили кобальтовцев. Потом обустроили лагерь и даже помогли установить аппаратуру слежения.
Две недели милиционеры и спецназовцы питались всухомятку, при этом ни на мгновение не ослабевая контроль над пограничным КПП. Кропотливый труд всегда вознаграждается по максимуму. Вскоре группа «Кобальт» собрала обширные материалы о продажности афганских пограничных стражей.
Те без зазрения совести брали мзду за то, чтобы без досмотра пропускать в Афганистан грузы, людей, мало походивших на местных жителей. Чувствительная аппаратура также зафиксировала контакты начальника КПП с представителями пакистанской разведки.
Материалов собралось на уголовное дело толщиной с силикатный кирпич. Кроме бумаг в наличии был и практический результат: по сообщению кобальтовцев армейский спецназ уничтожил караван с оружием и несколько десятков моджахедов. По истечении двухнедельного срока Артюхов получил радиограмму об отходе. Спускаться с горы оказалось не менее сложно, чем на нее взбираться. Зато на равнине в двух километрах от горы их взял на борт «Ми-8» и доставил всю команду в Кабул. Теперь майору следовало всю информацию, собранную его группой, упорядочить и задокументировать. Весь процесс разоблачения пограничников занял почти неделю, только после этого команду вернули в Даши-Мусс.
Возвращение в «русскую зону» напоминало эпизод из фильма «В бой идут одни „старики“». Увидев хмурую физиономию коменданта общежития, майор сразу же почувствовал неладное и тихо спросил:
— Кто?
— Федю Ковалевского тяжело ранило, а старшину Огородника наповал.
— Как так получилось? — прохрипел Артюхов, чувствуя, как в нем закипает кровь, мгновенно прилившая к лицу.
— А они вместе с Марковым в составе штурмовой группы ВДВ взяли душманский караван, — проговорил комендант, не поднимая глаз и продолжая перебирать бумаги на своем столе. Сделав глубокий вздох, он добавил: — Взять-то взяли, но тут подошел отряд моджахедов, которому предназначалось оружие. Завязался бой, почти весь день они дрались в окружении, пока не подошло наше подкрепление. «Духов» отогнали, но десантники понесли большие потери. Трупов нагрузили полный вертолет, а раненых… — комендант снова тяжело вздохнул и махнул рукой.
— А что же этот супермен, Марков? — спросил Артюхов, правую руку кладя на пояс, где под курткой у него был заткнул за пояс пистолет.
— Говорят, его сильно помяло в бою, но живой он сейчас. На вилле советника отлеживается.
— Отдыхает, говоришь. Ну-ну.
Больше не говоря ни слова, Юрий Иванович стремительно вышел из кабинета коменданта и быстрым шагом направился в сторону резиденции старшего военного советника. Как поступить с капитаном, для него вопрос не стоял, а после хоть трибунал, хоть что. Его это уже не интересовало.
Его страстное желание отомстить, как грозный морской шквал, напоролось на глыбу бетонного волнолома. Этим препятствием стал часовой из роты охраны. Смуглолицый, с плоским восточным лицом десантник действительно стоял, как железобетонный, никакие угрозы, просьбы и увещевания не произвели на него никакого впечатления. Часовой не пропустил майора на территорию виллы.
Окончательно взбешенный Артюхов вернулся в свою комнату, выпил в два приема бутылку водки и, не раздеваясь, упал на кровать, мгновенно провалившись в глубокий сон. Утром проснулся с головной болью и зловонным перегаром.
Освежившись немного под душем, Юрий Иванович определился в своей мести. «Если не получится разобраться по-мужски, то будем разбираться по службе».
Заварив чашку крепчайшего чая, Артюхов сел составлять рапорт. За долгие годы службы в милиции Юрий Иванович знал, что термин «презумпция невиновности» существует лишь в досужих домыслах журналистов. На самом деле, если попал под каток следствия, ни следак, ни опер, занимающиеся твоим «делом», не будут искать доказательств невиновности, а, наоборот, станут зарывать по полной программе. Потому что сотрудникам милиции и прокуратуры платят зарплату и повышают их в звании не за то, что они доказывают невиновность, а за то, что раскрывают преступления. А за чей счет… какая разница? Главное — торжество законности.
Здесь, в Афганистане, и того проще. Кроме обычного Уголовного кодекса действовали еще и секретные инструкции, написанные с учетом военного времени, где за служебные преступления следовало наказание по верхнему пределу.
Составив рапорт, майор Артюхов тем же вечером передал его в комендатуру для отправки в Кабул. Теперь оставалось только ждать, когда на базу приедет офицер со щитом и двумя мечами в петлицах…
Юрий Иванович докурил свой «Беломор», сунул белый цилиндрик в пепельницу, которой служила пустая консервная банка. Тоскливым взглядом окинул свою комнату, где на правах старшего он проживал один. Сейчас помещение показалось ему особенно убогим и жалким. Чтобы хоть как-то развеять паршивое
