оружие и встретить их шквалом огня. А с учетом того, что они находятся на враждебной территории, так рисковать могут только безумцы. Но на такие акции дураков не берут. Пойдут ночью, вот тогда и схлестнемся. — Виктор встал и рефлекторно поправил отсутствующий ремень. — Личный состав я сам предупрежу, а вы готовьте Емелю, пора бы и ему послужить отечеству и спецназу.
Выбравшись из бункера, Савченко прямиком направился к тренирующимся морпехам. Сейчас он отдавал себе отчет, что за самодеятельность начальство с него «снимет стружку» по максимуму. Да и отговорку он уже придумал. «Мол, боялся группу подставить под дружественный огонь» [17]. Конечно же, не бином Ньютона, но за неимением лучшей отмазки и эта сойдет.
— Эй, вы чего там матом ругаетесь, как малые дети? — приблизившись к спортплощадке, во всю мощь легких гаркнул Савченко.
Морпехи, продолжая тренироваться, только изредка бросали на командира вопросительные взгляды. У разведчиков, вечно находящихся на острие опасности, все имеет значение — и действие, и жест, и слово, оброненное вроде без всякого умысла.
Фраза, брошенная Виктором, была кодовой и обозначала «Внимание, опасность». Повернувшись спиной к чужим наблюдателям, быстро заговорил:
— Сейчас неторопливо заканчиваете тренировку и до обеда отдыхаете. После обеда чистим оружие, все остальные инструкции позже.
С этими словами он направился к пирсу, самому безопасному месту, где можно говорить, не боясь быть замеченным незваными гостями.
Скорцени внимательно выслушал рассказ Виктора, потом поскреб подбородок и задумчиво сказал:
— Как я понимаю, решил дать бой супостату?
— Именно, — утвердительно кивнул Савченко. — И для тебя есть особая миссия.
— Надеюсь, не бежать к «нашим» с пакетом, — в голосе бывшего ГРУшного капитана звучал неприкрытый сарказм.
— Нет, все намного проще. Берешь с собой трех бойцов, вооружение, по стреляющему ножу разведчика, «ПССу» [18] и прибору ночного видения. Как только стемнеет, уходите под воду, выныриваете вон за тем симпатичным мыском. А дальше пешкодралом заходите в тыл к этому самому супостату. Если есть охранение, всех в расход — и ждете, когда начнется сабантуй. Главное, чтобы никто не ушел. Знаешь, покалеченная крыса опасна своей мстительностью и непредсказуемостью.
Виктор говорил будничным тоном, как будто речь шла не о ночном бое с превосходящими силами опытного (кто бы сомневался) противника, а о драке с чужими пацанами на местной дискотеке. Но стоявшему перед ним офицеру и так было понятно, что будет и какая ему предложена «простенькая» миссия.
— Понял, — ответил Скорцени и, улыбнувшись по-дружески, искренне, добавил: — Все сделаем в лучшем виде, командир…
Луна походила на небольшой ломтик сыра, и все же ее свет предательски заливал горы, а тени от деревьев лежали на траве уродливыми фигурами. Боевики Фюрера только и смогли доползти до края этих фигур, а впереди еще маячил выставленный на краю лагеря часовой. Такой гад, все время мельтешит перед глазами туда-сюда, как заводной. Никому из них и в голову не могло прийти, что от истины они недалеки. «Емеля», манекен, облаченный в плащ-палатку и вооруженный автоматом, регулярно передвигался за кустами на транспортере, спортивной мишени, известной как «бегущий кабан». Только для правдоподобия не так быстро.
Наконец сияющее мурло луны закрыла густая туча, и на горное плато опустилось черное покрывало ночи.
Фюрер немного приподнялся и взмахнул рукой, давая команду диверсантам продвигаться вперед, после чего проворной ящерицей подполз к одному из боевиков, у которого автомат был оснащен прибором бесшумной стрельбы, обдал горячим дыханием ухо:
— Вуйко, вартовый твий.
Тот едва заметно качнул головой и пополз дальше, забирая вправо, чтобы выбраться на наиболее удобную биссектрису огня…
Сидящий в тыловом секрете боевик уже полчаса прислушивался к ночным звукам, то и дело поглядывая в том направлении, куда ушел остальной отряд, но со стороны плато все было тихо. Впрочем, так и было задумано, чтобы без шума и пыли. Одного-двух оформить в полонение для допроса, остальных в ножи и к праотцам.
У него это была первая боевая операция, поэтому и оставили его в тыловом охранении, как бы чего не напортачил пацан. Только спустя некоторое время часовой понял, что уже давно хочет курить. Поерзав на месте, он решил наплевать на инструкции Фюрера — когда отряд вернется, никто на такую мелочь не обратит внимания. Обследовав карманы, боевик, к большому огорчению, вспомнил, что последнюю сигарету выкурил еще утром на дневке.
— Мыкола, в тэбэ цигарки э? — окликнул он другого часового, даже не подозревая, что находящийся в десятке метров от него Мыкола пялится в темное небо перерезанным горлом, в предсмертной судороге отчаянно пытаясь сучить ногами, которые крепко держал боевой пловец, чье лицо не выражало никаких эмоций.
Второй раз позвать приятеля часовой не успел: мощная лапа Скорцени прижала его нижнюю челюсть к верхней, а потом рванула в сторону, ломая позвонки и разрывая спинной мозг. Боевик, так и не успевший ни получить боевого опыта, ни почувствовать радость победы, сломанной марионеткой сполз к ногам капитана. Скорцени проворно подхватил автомат убитого и, перебросив через плечо, стащил разгрузку, напоследок прогудев миролюбиво:
— Тебе, браток, оно уже ни к чему, а мне пригодится.
Группа отсечения занимала огневые позиции…
Выстрела слышно не было, только лязгнул автоматный затвор, выбрасывая отстрелянную гильзу. «Емеля», получив бронебойную пулю в пластиковую башку, с готовностью шлепнулся на землю, выполнив свой долг.
Почти минуту боевики Фюрера лежали без движения, но после выстрела ничего не изменилось — лагерь продолжал мирно спать. Первым поднялся Мирослав Скеля и, взмахнув рукой, двинулся в сторону остроконечных палаток, остальные осторожно последовали за ним. Продвигались они бесшумными тенями, держа перед собой оружие и сгибаясь едва не вдвое, готовые в любую секунду распластаться на земле и открыть огонь.
До лагеря оставалось не больше сотни метров, когда по диверсантам ударил дружный залп. Кто-то из боевиков рухнул замертво, остальные как по команде упали на землю, зарываясь поглубже в пожухлую, выгоревшую за лето редкую траву, ударив следом разрозненными выстрелами. Теперь к грохоту очередей добавились крики команд с обеих сторон. Бой принимал затяжной характер, что совсем не входило в планы нападающих.
«Попали, как кур в ощип», — мелькнула запоздалая злобная мысль в мозгу Фюрера, но это еще не был конец. Был шанс уйти, выбраться из этой мясорубки, главное — оторваться от преследователей, добраться до леса, а там…
Мирослав Скеля поднял голову и посмотрел вперед, где в кромешной темноте фонтанировали оранжевые вспышки выстрелов. До засады было далеко, взмахом руки гранату не добросишь. Впрочем, сейчас это не имело особого значения, главное — выставить стену огня, чтобы получить хоть несколько секунд спасительной форы.
— Гранатамы, вогонь! — стараясь перекричать какофонию боя, завизжал Фюрер и первым швырнул в сторону лагеря одну за другой две «РГДшки». Остальные диверсанты последовали его примеру, и к оглушающим звукам добавились хлопки взрывов. Вверх взлетали комья земли вперемешку с пучками сухой травы, поднятые облака густой пыли на какое-то мгновение скрыли противников друг от друга.
Вскочив на ноги, Скеля, срывая голос, закричал:
— Тикаймо!
