получает необходимую информацию от не в меру болтливых уголовников, а люди в погонах легко обводят вокруг пальца и берут в железо матерых душегубов.
Но это только в кино, в жизни все намного сложнее, особенно если приходится вести расследование на чужой земле. Обговорив все условия своей работы, Глеб Кольцов начал с подготовительных действий. Для начала он побеседовал с домочадцами Кутепова, которых определил в свидетелей ближнего круга. Кроме самого Николая Ильича и его супруги, в эту графу входила домоправительница, немолодая, но статная женщина, своими манерами больше походившая на директора школы, и личный шофер, отставной прапорщик, служивший в отделе безопасности советского посольства в Бейруте в те времена, когда столицу Ливана раздирала гражданская война.
В отличие от близких исчезнувшей девушки и домоправительницы, которые только и могли рассказать о единственной известной им подруге Лизы – Элке Евкович, весьма экспансивной мадемуазели, которую в семье Кутеповых не особо жаловали за дикие (по глубокому убеждению домоправительницы) выходки, Константиныч, так звали водителя, оказался для сыщика настоящей находкой. Этот невысокий, коренастый мужичонка с густыми бровями, прикрывающими настороженные серые глаза, тонкими, плотно сжатыми губами и могучими длинными руками, выслушав предложение Кольцова побеседовать, застегнул короткую кожаную куртку на собачьем меху и, поправив на голове кепку с куцым матерчатым козырьком, деловито прогудел:
– Побеседовать? Это можно. – И, кивком головы указав в сторону перекрестка, добавил: – На завтра мне все равно Николай Ильич дал выходной, так что можем зайти в «Трактиръ» и душевно побеседовать. Ты как, сыщик?
Глеб не понаслышке знал: чтобы разговорить человека, нужно доказать ему свою лояльность, и он проникнется к тебе доверием. А что создает лучше всего дружескую атмосферу, если не застолье…
– Почему бы нет, – пожал плечами детектив. – Пойдем, я угощаю.
Сунув руку в карман, Глеб нащупал прямоугольник диктофона, он хорошо знал, чем заканчиваются его застолья с ветеранами спецслужб или армии. На следующее утро, как правило, в голове, кроме боли, ничего путевого не остается.
Последняя реплика Кольцова Константинычу не понравилась, он осуждающе покачал головой и твердо заявил:
– Как говорят янкесы, «каждый носящий штаны платит за себя сам». Поэтому обойдемся без нахлебников.
Мужчины не спеша поднялись наверх по улице и свернули на перекрестке вправо. Глеб увидел вывеску с большими неоновыми буквами «Трактиръ».
Ресторан располагался в полуподвальном здании бывшего овощного магазина. Хозяева питейного заведения средств на обстановку не пожалели. Стены, отделанные бутафорскими бревнами, изображающими сруб, грубые деревянные столы, застеленные домоткаными льняными скатертями, украшенными ручной искусной вышивкой, длинные лавки. На стенах подвешенные резные полочки, заставленные глиняной посудой и также украшенные вышивными полотенцами.
В красном углу висели иконы в серебряном окладе, перед которыми слабо тлела лампада на длинной цепочке. Едва перешагнув порог, Константиныч повернулся в сторону икон и трижды осенил себя крестом.
«Видно, дядя на службе у «конторы» от души покуражился», – наблюдая за кутеповским водителем, предположил детектив.
Тот, как будто уловив мысли сыщика, резко обернулся и ухмыльнулся:
– Был грех в молодости, как жизнь пошла под закат, вот пробую замолить.
Мужчины прошли через зал и остановились у небольшого квадратного столика на двоих с видом на улицу.
Едва они расположились, к ним подскочил шустрый официант, разодетый под полового старорежимного времени. В нежно-салатового цвета атласной косоворотке, подпоясанной золотистым витым шнурком, в синих шароварах, заправленных в сафьяновые остроносые сапоги алого цвета. Разбитной русоволосый юноша, прилепив к губам подхалимскую улыбку, слащаво заговорил:
– Добрый вечер, Пал Константиныч, зашли поужинать? Вам как обычно?
– Да, – с достоинством кивнул водитель и, указав на Кольцова, добавил: – Я с приятелем, поэтому все в двух экземплярах. Ты меня понял, Петруша?
– А то, – еще шире расплылся в улыбке Петруша и, прежде чем удалиться, пообещал: – Все будет в лучшем виде.
После ухода официанта Константиныч неожиданно тяжело вздохнул и как бы между прочим негромко пробормотал:
– Вот, люблю сюда заходить, прямо душой оттаиваю. Почему-то именно здесь приходит на ум Бейрут, как в той чертовой жаре мечтал вот так вот сидеть за рюмкой холодной водки и из окна глядеть на своих сограждан. – Отставной прапорщик неопределенно кивнул в сторону улицы и продолжил: – А не баррикады со всех сторон, из-за которых арабы мочат друг друга. Как стал работать у Кутепова и начал зарабатывать нормальные деньги, с тех пор и хожу сюда. Здесь хорошо, душой отдыхаю.
Из ниоткуда возник официант Петруша, ловко накрыл стол. Перед посетителями появились глубокие тарелки с наваристой «царской ухой», пиала с солеными рыжиками и блюдце с тонко порезанным хлебом.
В центре стола официант установил высокий прямоугольный штоф с охлажденной водкой. Закончив сервировку, Петруша сделал шаг назад и, склонив голову, поинтересовался:
– Горячее подавать позже?
– Позже, позже, дружочек, – великодушно отпустил юношу отставной прапорщик. Взял штоф и разлил водку по рюмкам, поднял свою и доверительно произнес: – Как я понял, парень, по отношению к тебе моего шефа, ты тоже из наших?
Глеб утвердительно кивнул, Константиныч продолжил:
– Давай тогда выпьем за «контору», вот настоящая сила была. Весь мир дрожал, едва услышав аббревиатуру КГБ.
– За Контору глубинного бурения, – поддержал тост Кольцов.
Водка приятно обожгла пищевод, а горячая жирная уха с волокнами разваренной осетрины и семги создала великолепный вкусовой букет.
Глеб ожидал, что его собеседник сперва будет налегать на водку, а потом, пьяно бормоча, станет рассказывать, как он служил Отчизне. Но все происходило с точностью до наоборот. Пал Константиныч, выпив рюмку водки, быстро расправился с горячей ухой, отчего его лицо раскраснелось и покрылось обильной испариной.
– Тебя, значит, интересует Лизавета? – отодвигая пустую тарелку в сторону, проговорил личный водитель Кутепова.
– Именно, – кивнул сыщик.
– В общем, я ее хорошо знаю с тех самых пор, как начал работать на Николая Ильича. – Отставной прапорщик на мгновение задумался, прикидывая свой трудовой стаж. Потом утвердительно кивнул своим мыслям. – Ну да, восьмой год. А Лизу помню еще до того, как она уехала во Францию. Потом вернулась вся из себя такая фифа и давай уже дома куролесить.
После ее возвращения и поступления в университет я часто возил ее на учебу и с дискотек забирал. Между нами говоря, вела она себя как настоящая шалава, прости господи. Волосы чуть ли не каждый день красила в самые дикие цвета, в нос серьгу вставила, в пупок – кольцо с жемчугом. Ну ей-богу шалава, хотя по большому счету девчонка она душевная, всегда здоровалась, интересовалась самочувствием.
– А жених у нее был? – Слушая Константиныча, Глеб машинально доедал уху.
– Да возле Лизы всегда увивались разные типы, не мужики, а так, полугермафродиты. Грязные какие- то, тоже в серьгах и крашеные, как петухи. Но она ни одного не привечала, вела себя точно так, как с подругами. А вот месяца четыре назад вдруг стала меняться. Красить волосы перестала, потом отказалась от своего дикого макияжа. Да и степеннее стала, ну тут уж ясный день – появился друг сердечный. Девка-то в самом соку, пора б уже…
– А видеть этого кавалера вам, Пал Константиныч, не доводилось?
