Станислав с нескрываемым интересом смотрел на Стоянова, потом с мягкой улыбкой спросил:
– Ты уверен в том, что только что сказал?
– На сто процентов.
– Тогда скажи мне, дружочек, чем отличается спортсмен-стрелок от обычного строевого снайпера?
– Элементарно. – Ох и любил это словечко сын скотника и доярки. – Спортсмен стреляет в тишине тира или, по крайней мере, в спокойной обстановке стрельбища, а снайпер, кроме того что должен метко стрелять, еще и хорошо маскироваться.
– Не совсем верно, – со вздохом произнес Овсянников. – Я, когда завербовался на контракт, полгода проучился в К-43[16] . Там у нас был один очень интересный инструктор, фанат военного искусства, знал множество поучительных историй. От скандинавских викингов и японских самураев до наших дней. Так вот, возник когда-то у нас с ним спор по этому вопросу, и тогда майор рассказал притчу о двух китайских лучниках. Как-то к старому мастеру пришел молодой, вызывать на соревнования, чтобы узнать, кто лучший. Вышли они в поле, молодой поставил яблоко в сотне шагов и давай садить в него стрелу за стрелой. А потом говорит старому: «А ты так можешь?». Старый мастер ничего не сказал, а взял молодого за руку и повел того к пропасти. Встали они на самый край, и указал старый мастер на молодое деревцо далеко внизу и сказал: «Попади в него». Под ногами осыпалась земля, молодой стрелок даже не смог тетиву натянуть, а старик вскинул лук и давай без промаха стрелять в дерево. Вот и вся мораль, снайпер от спортсмена тем и отличается, что знает – стрелок в любую минуту может превратиться в мишень. Знает, и при этом все равно выходит в «поле», а меткая стрельба, выносливость и умение маскироваться – всего лишь детали подготовки, а главное – это дух воина.
На минуту повисла пауза, с вершины холма был слышен шелест камыша, шум прибоя, накатывающего на кромку береговой полосы, и восторженные крики парящих в небе чаек.
– И чем ты, Коля, будешь заниматься, когда станешь богатым? – Овсянников обернулся и посмотрел на своего ассистента: – Поедешь поднимать родной колхоз?
– Вот еще! – возмутился Стоянов, нервно дернув головой, потом добавил: – Я-то чего на контракт остался? Деньги зарабатываю на учебу, хотел поступить в институт и выучиться на юриста.
– Адвокатом хочешь быть?
– Больно надо, – скривился Николай, как будто раскусил навозную муху. – Чтобы заработать пару копеек, придется без мыла лезть в жопу каждому урке. Нет, я буду прокурором.
– О как! – искренне удивился снайпер, широко распахнув глаза, как будто этого человека возле себя он видел впервые и теперь никак не может понять, откуда тот взялся...
– А что, – продолжил Николай свои рассуждения, – работа не пыльная, сиди себе да надзирай за ментами, чтобы те законность не нарушали, и за чекистами, чтобы не поймали на взятке.
– Интересная философия, – задумчиво потер подбородок Станислав. Стоянова он знал уже не первый год, особой сообразительностью тот не отличался, зато был исполнительным, как немецкая овчарка. Выполнит, не задумываясь, все, что ни прикажешь. – Пожалуй, на прокурорской стезе ты карьеру сделаешь, – наконец пришел к выводу снайпер.
– Я тоже так думаю, – согласился с ним Николай, нахмурив брови, будто его уже назначили генеральным прокурором.
Беседу прервал вызов рации.
– Слушаю, – включив прием, произнес снайпер.
– Геркулес, подвязывай с учебой, – из наушника донесся голос Звягина. – Собирайся, за нами папик выслал «стрекозу».
– Понял. – Овсянников, отключив рацию, выразительно взглянул на своего ассистента: – Вот, юноша, возвращаемся на базу. Мы с командиром вынуждены на некоторое время вас покинуть. А вам, мой юный друг, будет особое задание – «зверобоя» тщательно почистить и беречь как знамя полка.
– Ну да, кто-то стреляет, а кто-то чистит, – недовольно буркнул Николай. Двое морских пехотинцев, облаченные в снайперские комбинезоны «леший», захватив «АСВК», сползли с холма и растворились в море зеленого камыша...
Через час над косой завис двухвинтовый Ка-27, толстобрюхая машина, похожая на экзотическую рыбу. В считаные секунды на вертолет были подняты двое разведчиков, после чего Ка-27 взял курс на базу.
Контр-адмирал Бастагин скептически осмотрел своих спецов. Его референт Пелевес в сером костюме выглядел, как обычно, пристойно, а вот морские пехотинцы напоминали комических воришек, вырядившихся в краденую одежду.
Внимательно оглядев Звягина, Геннадий Викторович недовольно спросил:
– Александр, другой одежды нет?
– Все, чем располагаем, – развел руками старший лейтенант.
– Хорошо, – махнул рукой Бастагин, потом перевел взгляд на снайпера, который выглядел еще хуже зятя. Костюм на его худом, высушенном, жилистом, как виноградная лоза, теле висел, словно на вешалке. Скуластое лицо, короткая стрижка и настороженный исподлобья взгляд делали его похожим на освободившегося уголовника. Как правило, именно на подобные экземпляры милиция обращает внимание в первую очередь.
«И нет никакой гарантии, что полицейские Дании будут менее внимательны, чем их коллеги из России», – глядя на морпехов, подумал Геннадий Викторович, потом перевел взгляд на своего помощника и произнес:
– В Москве вы пробудете больше десяти часов. Сергей, отведешь ребят в салон красоты, пусть их приведут в соответствующий вид. А потом заменишь им прикид. В общем, они ничем не должны отличаться от европейцев.
– Понял, Геннадий Викторович, – коротко ответил Пелевес. За деньги все можно сделать. В бумажнике из бугристой кожи нильского крокодила, принадлежавшем капитану третьего ранга, лежала кредитная карточка «Visa», предназначенная для оплаты при форс-мажорных обстоятельствах. Адмирал никогда не интересовался тратами с этой кредитки, но каждый квартал финансовое управление военно-морской разведки перечисляло на нее энную сумму.
В аэропорту они расстались, Пелевес и морские пехотинцы прошли на посадку московского рейса. Бастагину предстояло еще полтора часа ожидать самолет на Санкт-Петербург. Адмирал после недолгих раздумий поднялся на второй этаж, где располагался привокзальный ресторан. Выбрав столик с видом на взлетное поле, сделал заказ подоспевшей официантке, женщине бальзаковского возраста, при помощи толстого слоя косметики пытавшейся скрыть следы бурной молодости.
– Триста коньяка, лимон тонко порежьте, и порцию черной икры. Кофе по-турецки позже.
Официантка сделала короткую запись в миниатюрный блокнот, одарила Бастагина дежурной улыбкой и, кокетливо вильнув отвислым задом, спешно удалилась.
Тем временем к белоснежному Ту-154 подали автобус, по трапу на борт лайнера потянулась вереница пассажиров. Опытный глаз разведчика без труда выхватил из разношерстной толпы широкую спину Пелевеса. Следом за Сергеем, весело переговариваясь, следовали Звягин и Овсянников.
– Ваш коньяк. – От наблюдения его отвлек голос официантки. Перед адмиралом уже стоял небольшой пузатый графин с темно-коричневым маслянистым напитком, блюдце с тонко порезанными кружочками желтоватого лимона, сверху припорошенными крупицами сахара и крупно помолотым натуральным кофе. Это блюдо в меню именовалось «Лимон по-царски», и, как было доподлинно известно Геннадию Викторовичу, в качестве закуски к коньяку его придумал сам Император Российский Николай Второй. Как подозревал адмирал, молотые зерна кофе и лимон не столько создавали вкусовую гамму, сколько отбивали запах спиртного. Таким способом царь пытался скрыть от своей благоверной пагубное пристрастие к алкоголю.
Рядом с блюдцем стояла высокая пиала, в которой сверкающей горкой лежала икра, по краям обложенная цветочками из сливочного масла.
– Приятного аппетита.
Бастагин кончиком ножа поддел один из масляных цветков и не спеша стал размазывать по подсушенному кусочку пшеничного батона, потом покрыл хлеб толстым слоем черной икры.
