воспитывай — у тебя их сейчас целый детский сад, только успевай поворачиваться. А мы уж тут как — нибудь сами, ясно?
— Ясно! — хреновым голосом ответила я.
Если бы Корабельников взял себе труд задуматься — он бы понял, что ни черта мне не ясно, и я с ним категорически не согласна.
— Ну вот и ладненько, — обрадовался он.
— Стой! — быстро сказала я, пока он не бросил трубку.
— Ну? — нетерпеливо отозвался он.
— Что там насчет настенькиного денди?
— Ох, блин, не дашь ты мне помереть спокойно, — застонал он.
— Мне Настя уже плешь проела, и я ей его пообещала сегодня доставить! — рявкнула я.
— Так ты сначала думай, потом обещай! — ответил он в тон.
— Вить, давай не будем ругаться, а? — жалобно сказала я. — Ну что тебе, трудно?
— Ладно, — нормальным голосом сказал он. — Подгребай через часок.
— Хорошо, — обрадовалась я, нажала на кнопку отбоя и пошла искать народ.
Настенька в детской вовсю занималась Димочкой, пела ему песенки, а в кресле у стены сидел Серега и присматривал за ними. Как ни странно, за эту неделю, что я выпала из мира живых — они без меня не умерли. Все были сыты, здоровы и веселы.
— Серега, я за настенькиным денди поехала, ты тут присмотришь за детишками, ладно?
Парень кивнул, а Настя закричала:
— Я с вами!
— Тихо ты, ребенка напугаешь! — зашипела я, кинув взгляд на Димочку. Тот и ухом не повел.
— Ой! — она виновато посмотрела на меня и тихо сказала:
— Я больше не буду.
— Надеюсь, — кивнула я. — Раз хотела братика, так уж будь добра не шуметь при нем!
— Я не буду! — клятвенно заверила она. — А вы меня возьмете?
— Слушай, посиди лучше дома, — вздохнула я.
Еще по ментовкам я ребенка не таскала.
— Ну пожалуйста! — умоляюще сложила она ручонки на груди.
Я с сомнением посмотрела на нее.
— Пол подмету дома, посуду вымою, — прошептала Настя, изо всех сил сдерживая махом появившиеся слезы.
— Ну ладно, — сдалась я. — Одевайся!
Она тут же перестала кукситься и галопом ускакала в детскую.
— Послушай, — спросил Серега, с сомнением глядя на младенца. — С Катериной-то я один уже оставался, а вот младенец полностью на мне — это впервые. Что с этим чудом делать? Он же махонький, я к нему прикоснуться-то боюсь, вдруг чего не то сделаю.
— Эх, Серега, — вздохнула я. — И ты меня об этом спрашиваешь?
— А кого?
— Истина в том, что я знаю о младенцах ровно столько, сколько и ты, — грустно сказала я.
— И чего делать будем? — нахмурился он.
— Да черт его знает, — пожала я плечами. — В принципе, Димке сейчас надо немного — ласку, сухой подгузник и бутылочку с молоком. Молоко должно быть слегка теплое — точно знаю.
— Так это нетрудно, — пожал он плечами.
— Ну, тогда вперед! — я походя взлохматила ему волосы на макушке и ушла переодеваться.
В ментовке Настенька меня подвела под монастырь.
Кто бы сомневался в этом!
А дело было так. Только мы стали подходить к парадному крыльцу, на котором как на грех курили штук семь милиционеров, как мой ребеночек чистым и звонким голосом сообщил:
— Ой, смотрите, сколько ментов — козлов!
Я внутренне обмерла. Дяденьки милиционеры дружно повернулись в нашу сторону, смерили именно меня, а не ее, очень хреновыми взорами и угрожающе рявкнули:
— ЧЕГО????
— Простите, — забормотала я, пытаясь протиснуться сквозь них к дверям, — простите ради бога, она у меня с отклонениями, Бог ума не дал, бывает, знаете ли…
— А чего такого? — недоуменно спросил ребенок.
— Деточка, а кто тебя таким словам научил, а? — рявкнул усатый мент.
— Мама, — пискнула она и спряталась за меня.
— Ну-ка, гражданочка, — надвинулись они на меня.
— Я не ее мама, — вякнула я и быстренько шмыгнула за дверь.
Потом, когда мы шли по коридорам, я злобно шипела:
— Ты чего, с ума сошла??? Дяденьки менты — самые лучшие люди на свете, и никакие они не козлы! Что за дискриминация по профессиональному признаку, черт возьми! Вот пристукнут тебя маньяк в подворотне — что думаешь, врач или актер это будет расследовать? Шиш!
— А где мама? — внезапно спросила притихшая Настя.
— В Караганде! — буркнула я.
— А она еще не вернулась? — посмотрело на меня дитя несчастными глазами.
— Нет конечно!
— А что она там делает, — не отставала она.
— Денежки зарабатывает, — ласково сказала я.
Настя тут же повеселела и принялась размышлять вслух:
— Хорошо тогда. Вот приедет, надо будет у нее десять мороженок и новый мобильник выпросить, старый я потеряла!
— А губозакаточную машинку тебе не надо? — недовольно покосилась я на нее.
Не, ну что за детушки пошли, а? Я в детстве что такое подарки и обновки практически не знала, и ничего, человеком выросла, что бы там не говорилось про обделенное детство. А нынешним — в третьем классе подавай мобильник! Не, я конечно понимаю — если у родителей финансы позволяют покупать чаду мобильник, который он стопроцентно в течение месяца посеет — ради бога. Но Мульти-то обычная мать одиночка. Она ремонт уже лет пять не может сделать, так и живет с ободранными стенами. Зато детки — как куколки одеты и обуты.
— А что такое губозакаточная машинка? — спросило дитя. — Что она делает?
— Губу раскатанную трубочкой заворачивает! — отмахнулась я.
Витька восседал в кабинете и попивал пивко в компании какого-то хмыря.
— Здравствуйте, — кивнула я и представилась хмырю: — Магдалина.
— Это которая книжку написала? — оживился он.
Витька крякнул и принялся усиленно изучать пивную этикетку.
— Да — да! — царственно кивнула я и отвернулась.
— А я Саня, — заулыбался хмырь. — Саня Коровин. Вот сижу и вас жду, давно увидеть хотел.
— Мне в общем-то некогда, — прохладным тоном отозвалась я.
— То есть в квартиру на Беляева вам больше не надо? — разочарованно спросил он.
— Ключи у него, он же опечатывал квартиру, — поднял Витька глаза от бутылки.
— Так что ж вы раньше не сказали? — обрадовалась я. — Пойдемте, Санечка, поскорее!
Мы загрузились в мою бээмвушку и Саня всю дорогу развлекал меня байками из жизни ментов. Особое впечатление на меня произвела фраза «…И вот стоит трупья жена и знай меня сковородкой по носу охаживает…»
Трупья жена! Каково, а? В общем, рот у Сани не закрывался, я узнала много полезного, а у Мультиковского подъезда он помялся и смущенно попросил:
— Вы это… Магдалина Константиновна…если в следующей книжке мои истории пригодятся, так уж не забудьте меня в благодарностях-то упомянуть-то — то жене моей радости будет!