лицом. Говорил он по-французски.
— Ведь вы мсье Леблан, не так ли?
— Да.
— Следуйте за мной в туалет.
— Зачем?
— Потому что я должен вам кое-что сообщить.
«Проклятье, наверняка мои списки… Кто-то из секретных служб уже что-то пронюхал. Только кто? Лавджой или Лооз?» Томас покачал головой:
— Говорите здесь.
Коротышка зашептал ему на ухо:
— У майора Дебра неприятности в Мадриде. У него забрали паспорт. Он не может покинуть страну. Он просит вас как можно скорее переслать ему какой-нибудь паспорт.
— Какой еще паспорт?
— У вас же в Париже была их целая куча.
— Но я все раздал!
Маленький человек, словно не слыша, продолжал быстро шептать:
— Я только что засунул вам в карман конверт. В нем фотографии Дебра и мой адрес в Лиссабоне. Туда и принесете паспорт.
— Сперва его надо заиметь!
Коротышка нервно огляделся:
— Мне пора уходить… Сделайте, что можете. Позвоните мне, — и он заспешил прочь.
— Послушайте-ка, — крикнул Томас, но маленький человек исчез. «Бог мой, кругом одни неприятности! Что теперь делать? Этот Дебра славный парень! Если следовать моим убеждениям, надуть его стоило бы, но бросать в беде — нет, так не пойдет! Как же помочь Дебра выбраться из Испании? И где достать для него поддельный паспорт, да еще срочно?»
Взгляд Томаса Ливена обратился к даме в красном. В этот момент она встала, расстроенная и бледная. Судя по всему, она проигралась в пух. И тут Томасу в голову пришла идея…
Десять минут спустя он уже сидел с консульшей Эстреллой Родригес за красиво убранным столом в фешенебельном ресторане казино. Небольшой дамский оркестр трудился над Верди. Три официанта элегантно, как в классическом балете, кружили возле стола Томаса Ливена. Они подавали главное блюдо: печень по-португальски.
— Соус из сладких перцев великолепен, — нахваливал Томас. — Воистину великолепен. Вы не находите, мадам?
— Очень вкусно.
— Это благодаря томатному соку, мадам. Что-то не так?
— Почему вы спрашиваете?
— Вы так странно на меня посмотрели — так… строго!
— Мсье, мне не хотелось бы, чтобы вы заблуждались на мой счет, — с достоинством ответила консульша. — Не в моих правилах принимать приглашения на ужин от посторонних мужчин.
— Мадам, не стоит продолжать. Джентльмен с первого взгляда понимает, когда перед ним настоящая дама. Не забудем, что это я вынудил вас поучаствовать в небольшой вечерней трапезе. Практически навязал вам ее.
Консульша вздохнула и вдруг посмотрела на него не строго, а очень сентиментально. «Интересно, как давно умер ее супруг», — подумал Томас, — и сказал:
— В минуты сильного нервного напряжения и душевных мук всегда необходимо съесть что-нибудь питательное. Вы… м-м-м… много ли проиграли?
— Очень, очень много!
— Вам не следует играть, мадам. Еще маслин? Женщина с вашей внешностью обязательно проиграет. И это только справедливо.
— Ах… — красивый вырез на платье консульши выдавал ее внутреннее беспокойство. — А вы совсем не играете, мсье Леблан?
— В рулетку нет.
— Счастливец!
— Я банкир. Игра, на ход которой я не в состоянии повлиять своим интеллектом, мне скучна.
— Ненавижу рулетку! — внезапно резко и строго сказала черноволосая Эстрелла. — Ненавижу и ее, и себя, когда играю!
Томаса охватило волнение. Эта женщина, то кроткая, как овечка, то вдруг без перехода неистовая, как тигрица… Боже праведный, вот это будет театр так театр… И какая пре-е-е-красная…
— Две вещи в этом мире я ненавижу, мсье!
— А именно?
— Рулетку и немцев, — прошипела Эстрелла.
— Ага.
— Вы француз, мсье. Знаю, что хотя бы в отношении немцев вы поймете меня…
— Вполне, мадам, вполне. Гм. А почему, собственно, вы ненавидите немцев?
— Мой первый муж был немец.
— Понимаю.
— Директор казино. К этому добавить нечего!
«Беседа пошла куда-то не туда», — подумал Томас, и сказал:
— Конечно, нечего. А вообще-то кое-что доставило бы мне несказанное удовольствие…
— Что именно?
— Финансировать вашу игру целый вечер.
— Что вы себе позволяете?
— Если выиграете, то деньги поделим.
— Не пойдет… Это исключено… Я вас совсем не знаю… — начала консульша и добавила немного погодя:
— Ну хорошо, согласна, но только при условии, что если я выиграю, мы действительно все поделим!
— Само собой.
В глазах Эстреллы начал появляться блеск, дыхание участилось, щеки порозовели.
— Где же десерт? Ах, я так волнуюсь, чувствую: сейчас начну выигрывать…
Час спустя экзальтированная дама, ненавидевшая рулетку и немцев, проиграла 20 тысяч эскудо, или три тысячи немецких марок. С видом кающейся Магдалины она подошла к Томасу, сидевшему в баре: «О боже, мне так стыдно».
— Но почему же?
— Как мне вернуть вам деньги? Ведь я… сейчас у меня не густо…
— Рассматривайте это как подарок.
— Это невозможно! — она опять превратилась в мраморного ангела мщения. — За кого вы меня принимаете? Похоже, вы основательно во мне ошиблись, мсье!
6
В будуаре царила полутьма. Горели лишь маленькие ночники под красными абажурами. На столике стояла фотография серьезного господина в пенсне и с крупным носом. Умерший около года назад адвокат Педро Родригес смотрел с небольшой фотографии в серебряной рамке на свою вдову Эстреллу.
— Ах, Жан, Жан, я так счастлива…
— И я тоже, Эстрелла, и я. Сигарету?
