Уитли Стрибер
Сон Лилит
Мне хотелось бы выразить свою признательность моему редактору Митчел Иверс, моей жене Энн Стрибер – музе на всю жизнь и моему агенту Сандре Мартин.
Ты Бога не суди за слабости и неудачи,
Доверься милости Его,
или иначе
Ты не увидишь, что суровый вид улыбку прячет.
Глава 1
Иная пыль
Предмет, который рассматривала Лилит, был серебристым и находился очень высоко в воздухе. Честно говоря, она в первый раз видела нечто подобное. Конечно, надо учесть, что ей давно не приходилось показываться на поверхности. Она еще внимательней присмотрелась к мерцавшей в небе точке. Этот предмет будил в ней мысль, беспокоившую ее ничуть не меньше, чем та причина, по которой ей пришлось оказаться здесь.
Она проснулась уже под самый конец разрывающего сердце сна, того, который так часто ей снился, и сразу же поняла, что слишком долго оставалась одна.
Лилит переключила внимание на лилии, которые окружали вход в ее пещеру, прислушалась к звукам жизни, царившей среди их листьев: жужжанию пчел, шебуршанию жуков, тихим движениям землероек, охотившихся за пчелами. Эти цветы были большой отрадой для нее и помогали странствовать по бесконечной жизни.
За пролетевшим серебристым предметом следовал низкий гул. Лилит слушала, как звук, напоминавший рев отдаленного водопада, постепенно становился все слабее. В памяти промелькнула картина: струящаяся по утесам вода, огненные вспышки в голубых лучах иного солнца.
В воздухе присутствовала какая-то тяжесть – казалось, где-то вдали, содрогаясь в конвульсиях, умирает великая жестокость. Лилит подняла руки и протянула их навстречу умиротворяющему свету. Затем хлопнула в ладоши, и чуть слышное эхо отразилось от стен небольшого каньона, окружавшего ее пещеру. Пара шакалов, что дремали под кустом акации, подняли головы и посмотрели на нее настороженно-хищными глазами. Желудок Властительницы снова потребовал пищи.
Ее охватила грусть, и она запела; тихие звуки складывались в мелодию, соответствовавшую ее настроению. Самец шакала встревожился и начал, тяжело дыша, ходить взад-вперед, затем набросился на самку и покрыл ее. Пчелы встревоженно загудели, жуки забегали – несмотря на то что охотившиеся на них грызуны перестали обращать на них внимание. Глубоко в своей норке, сбитая с толку происходящим, землеройка-мать набросилась на самого слабого из своего помета.
Когда Лилит умолкла, бурно кипевшая вокруг нее жизнь вернулась в свое прежнее русло. Неожиданно в памяти всплыло, как она идет по узким улочкам в час, когда тени становятся длинными, а мельники отдыхают в своих домиках под соломенными крышами. Странные воспоминания на самом деле казались намного более живыми, чем сумерки дней. Мечта, проблески воспоминаний, искрящийся сон – вот в чем заключался смысл ее существования.
Властительница поспешно вернулась в пещеру с такой стремительностью, что струя воздуха обдала ее лицо и прижала к телу свободное платье. И тут из ее груди, словно птицы, дождавшиеся свободы, вырвались слова. Она закричала пронзительно высоким, чужим голосом:
– Я голодна!
Упав на кровать, Лилит прижала к лицу простыню, вдыхая слабый запах нескольких капелек крови, пролитой во время последней трапезы. Она долго жила без боли и потому не сразу поняла, что с ней происходит. Неужели этот твердеющий внутри огонь и есть боль? Распространяясь из сухого, как пепел, желудка, боль охватывала ноги и позвоночник. Ручейки пота начали струиться по телу, а неприятное ощущение, словно у нее внутри мечется крыса, вызвало рвотные спазмы.
Голод был опасен. Подступая незаметно, дюйм за дюймом, он неожиданно взрывался и охватывал все тело. За ним следовало самое худшее, что могло случиться с рассеянными по всему свету такими же, как Лилит, существами: она станет слишком слаба, чтобы есть, но будет не в состоянии умереть. Ее тело погрузится в беспомощную неподвижность, мускулы истончатся, глаза сморщатся и будут громыхать в глазницах, как камешки в кармане у ребенка.
Стал различим шепот ее сердца, который поднялся до неприятного рокочущего гула.
– Где ты? – И голосу вторило равнодушное эхо. – Эй?
Единственным ответом был шум ветра, который проникал сюда по запутанным тоннелям, вентилировавшим пещеру.
Лилит села на постели; ею овладевало беспокойство, потому что она чувствовала себя заметно слабее, чем в тот момент, когда только что Проснулась. Несколько более ощутимым стало давление подошв сандалий на ступни – сигнал о том, что она имеет дело с самым редким из известных ей явлений – с ограниченным временем.
В каком-то смысле Лилит всегда считала, что время этой ее жизни ограничено. В снах тысячелетия проходили как одно мгновение; отчего бы не предположить, что ее существование здесь ограничивается минутами. Эта тайна поддерживала надежду на то, что она была сюда кем-то послана, причем уже находилась здесь в те времена, когда повсюду раздавался трубный рев мамонтов.
У Лилит зачесался подбородок, и она коснулась его: оказывается, изо рта потекла слюна. Поспешно отдернув руку, она схватила простыню и вытерлась. Скоро у нее не останется сил даже для самых простых движений.
Властительница поднялась с постели и в поисках плаща открыла сундук. С момента последнего путешествия прошло много времени, но ей не хотелось сейчас отправляться в путь. С тех пор как людское поголовье заметно возросло, она обнаружила, что с трудом переносит эту мерзкую, шумную, голосящую толпу. Разумеется, кто-нибудь из них мог сладко пахнуть и быть восхитительным на вкус, но барахтаться в огромных гнездах городов, которые они повсюду понастроили... Люди живут среди нечистот, употребляют грубую пищу; чтобы отметить дорогу, ночами зажигают дымные костры, перерезают друг другу глотки, вздергивают на виселицы, хлещут кнутом или привязывают к столбу и поджигают, и удушливый запах горелого мяса наполняет полуденный воздух. Их тела гниют в огромных кучах, вокруг которых бегают крысы и кошки.
Она не хотела оказаться в Александрии или Риме – сидеть в паланкине, который несут потные рабы, или скрываться в трюме подпрыгивающего на волнах корабля. Но ей надо есть, а в пустыне, где слишком мало жителей, найти добычу очень трудно. Властительница застонала, и этот звук, вырвавшись так неожиданно, поднялся из самых сокровенных глубин, оттуда, где тело уже почувствовало, что начинает умирать. Почему ее оставили те, кто так долго заботился о ней? Где Ре-Атун,[1] который тысячи лет приносил ей пищу?
Лилит вынула из кедрового сундука украшенное искусной вышивкой шелковое платье, и оно медленно опустилось на пол. Вот накидка, сшитая из медвежьего меха, – слишком старая и утратившая прежнюю мягкость, как в те времена, когда еще пахла жиром животного. К тому же она слишком длинная и волочится по земле. Да, в те холодные времена медведи были довольно крупными.
В конце концов Лилит выбрала льняное платье и дорожный плащ, сшитый из кожи тех людей, кого она убила своими руками. Мужчины с тяжелыми подбородками были необыкновенно сильны, а их кровь горчила на языке. Она предпочитала высоких, тонкокожих, со сладкой на вкус кровью – возможно, потому, что эти особи вдобавок ко всему отличались умом.
Устроившись за туалетным столиком, Властительница начала гримироваться под человеческое существо: нарисовала на гладком лбу брови, затем, на манер фараонов, наложила краску и блестки на веки. Послушный народ – египтяне, они уважали своих правителей и, принимая ее за знатную даму, опускали глаза и уступали дорогу... Она найдет укромный темный уголок, быстро расправится с одним из них, чтобы восстановить силы, а затем продолжит поиск подобных себе.
Лилит приблизилась к входу в пещеру, на мгновение замерла, прислушиваясь. Она знала каждый оттенок тишины в этом месте. Прошло уже много лет, с тех пор как сюда забрел незваный гость, но сейчас
