доставляет удовольствие.
— Я как чувствовала! Кто же она?
— Вдова профессора.
— Вдова? И что?
— И ничего.
— Ты влюбился?
— Немного.
— Когда мужчина говорит «немного», значит, «очень». Она молодая? Красивая?
— Не такая уж и молодая. У нее четырнадцатилетняя дочь.
— В кого же ты влюблен, в мать или дочь?
— В обеих.
Зевтл притворно поперхнулась.
— Обеих не получишь, дорогой мой.
— Пока мне достаточно матери.
— Что такое профессор? Доктор?
— Он учил математике в университете.
— А это что такое?
— Счет.
Какое-то время она размышляла.
— Я знала. Меня не обманешь. Стоит мне поглядеть на мужчину, и все ясно. Что ты собираешься делать? Жениться на ней?
— Я женат.
— У тебя жена играет роль! Но как вы познакомились?
— Она была в театре, и кто-то ее представил. Или нет, я отгадывал мысли и сказал ей, что она вдова и прочее.
— Откуда ты знал?
— Моя тайна.
— А потом что?
— Она влюбилась. Решила все бросить и ехать со мной за границу.
— Прямо так?
— Она решила выйти за меня.
— За еврея?
— Хочет, чтобы я немножко крестился…
— Немножко? А на что тебе заграница?
Яша посерьезнел.
— А что я имею здесь? Двадцать пять лет на сцене и по-прежнему бедняк. Сколько можно еще ходить по проволоке? От силы — лет десять. Все меня хвалят, но платить никто не платит. За границей таких, как я, ценят. Там, если знаешь пару фокусов, ты богат и знаменит. Выступаешь перед королями, ездишь в карете. Будь мое имя известно в Европе, ко мне и тут, в Польше, относились бы по-другому. Понимаешь, что я говорю? Здесь хотят, чтобы все было как в больших странах, и все пляшут под их дудку. Оперный певец может драть горло как петух, но если он пел в Италии, все кричат «браво!».
— Всё так, но придется креститься.
— Большое дело! Кладешь рукой крест, и на тебя брызгают водой. Откуда я знаю, какой Бог правильный? Никто не был на небе. Да я и молиться не хожу.
— У католиков — пойдешь.
— За границей это мало кого интересует. Я — циркач, не священник. Знаешь, сейчас новая мода: гасят свет и вызывают духи покойников. Садятся за столик, кладут на него руки, и стол отрывается от пола. Об этом полно в газетах.
— Настоящие д
— Не будь дурой. Всё делает фокусник. Он подставляет ногу, приподнимает стол и щелкает в ботинке большим пальцем. Это значит, что духи подают голос. Очень солидные люди ходят на эти сеансы, особенно женщины. Скажем, у кого-то умер сын, и от него хотят получить весточку. Платят фокуснику деньги, и медиум вызывает дух сына.
Глаза Зевтл округлились.
— Правда?
— Чепуха это!
— Может, колдовство?
— Колдовать они не умеют.
— Мне говорили, что в Люблине есть человек, который показывает в черном зеркале покойников. И сказали, что я могла бы увидеть Лейбуша.
— Что ж ты не бежишь? Тебе покажут какую-нибудь картинку и скажут, что это Лейбуш.
— Что-то ведь все-таки покажут.
— В лучшем случае хворобу, — сказал Яша, удивленный, что дискутирует о подобных вещах с Зевтл. — Я тебе покажу в зеркале кого хочешь, даже твою бабку!
— Значит, Бога нет?
— Есть. Но никто с ним не разговаривал. Как разговаривает Бог? Если по-еврейски, его не поймут поляки, если по-французски, обидятся англичане. В Торе сказано, что он говорил по-древнееврейски, но меня там не было. Что же насчет духов — они тоже есть, но фокусник их вызвать не может.
— А где душа? Все так страшно!
— Почему?
— Я по ночам глаз не могу сомкнуть: все покойники мне являются. Даже видела, как мою маму кладут в могилу. Она была вся белая… Зачем мы живем? И еще я скучаю по тебе, Яшенька. Не хочу лезть не в свое дело, но эта гойка сведет тебя в могилу.
Яша вскинулся:
— Почему? Она меня любит.
— Ну-ну. Поступай как знаешь, но оставайся евреем. Что будет с твоей женой?
— А что с ней будет, если я сдохну? Мужья умирают, а через четыре недели вдова снова бежит под балдахин. Тебе, Зевтл, я могу сказать все. Мне перед тобой скрывать нечего. Я хочу еще немножко пожить.
— А что будет со мной?
— Если разбогатею, я и тебя не забуду.
— Забудешь. Ты за порог ступишь — и сразу все забываешь. Не думай, я не ревную. Первые две недели по мне мурашки бегали. Я готова была тебе ноги мыть и воду пить. Но когда узнала тебя ближе, сказала себе: «Зевтл, пожалей свои мурашки». Я не ученая и не разбираюсь в этой… — как она там называется? — но голову на плечах имею. Я думаю-думаю, и в голову лезут разные мысли. Когда в трубе воет ветер, на меня находит тоска и хочется куда-нибудь далеко сбежать. Иногда мне даже кажется, что Лейбуш был прав. Ему не давали покою. Помоги мне уехать Яшенька, иначе я сдохну. Я не хочу лежать в Песках, слышишь? Не хочу, чтобы воры приходили на мою могилу… Ты не поверишь, но недавно я чуть не наложила на себя руки.
— С чего это?
— Просто так. Мне стало тошно, а тут гляжу — веревка. Смотрю — крюк на потолке. Вон тот, где лампа. Я встала ногой на скамссчку, получилось как раз. И тут меня разобрал смех.
— Хороший смех!
— Так вышло. Я вдруг подумала — лезешь в веревку, и — всё… Яшенька, возьми меня в Варшаву!
— А твой скарб?
— Продам. Пусть попользуются по дешевке.
— Но что ты собираешься делать в Варшаве?
— Не бойся, тебе на шею не сяду. Пойду, как нищенка в сказке, встану у чьей-нибудь двери и скажу:
