взорвать. Но невозможно 'в панике', без приказа командования заминировать.
Флотский архив сегодня — секретный архив секретного ведомства секретного министерства. Секретность — лучший способ прятать правду 55-летней (!) давности от своего же народа. Когда флотский архив станет государственным, я думаю, там найдут приказ штаба КБФ командиру Либавской базы: отправить в Ригу 180-мм ж.-д. артиллерийскую батарею. Вывести из порта Либава все крупные корабли и транспорты в северные порты ПрибВМФ. Корабли, не имеющие хода, также склады топлива и боезапаса, заводские сооружения и проч. приготовить к взрыву — на случай прорыва противника в порт. Подпись: начштаба Пантелеев или комфлот Трибуц. Дата 22 июня 1941 года. Время... не позднее 14 часов.
Откуда разночтение — было в Либаве шесть неисправных лодок, а взорвано пять? Сочтём:
с утра 22 июня на бригаде подплава в базе было 15 вымпелов, вечером 4 лодки вышли в дозор и 5 ушли в Вентспилс. Остались шесть. Вечером 23 июня взорвали 5 лодок, а шестая была — несчастливая 'С-3'. Она стояла в заводе, у неё была неисправна система погружения
Вимимо, командир базы, письменным приказом, определил порядок: вначале взрывается минный склад, затем склад торпед и топливные склады. Это сигнал для взрыва ремонтирующихся кораблей и завода. Взрыв кораблей служит сигналом к уходу катеров ОВРа (ОХРа) и погранотряда. Отряд из 5 торпедных катеров остается для эвакуации штаба.
В таком порядке, согласно приказу, всё и произошло: от взрыва минного склада — до ухода 13 катеров МО и тральщика 'Фугас'. Ну, не могут 'ошибочно', без полученного заранее приказа, 14 вымпелов выйти в море по узкому каналу. И уже после ухода катеров получила приказ на выход 'С-3'. Отправлять в море лодку, которая не может погрузиться, без эскорта катеров,— значит обречь лодку почти на верную гибель. 'С-3' была засечена немецкими торпедными катерами — и погибла. Скорее всего, первый артобстрел порта вечером 23 июня
Когда убедились в ошибке (часа через три), было поздно: вся схема приказа сработала. Уцелели находящиеся в отдалении две береговые батареи и некоторые удаленные объектны, и остались в гавани 5 торпедных катеров капитан-лейтенанта С. А. Осипова (будущего Героя Советского Союза).
Странную 'правду' жаждут поведать читателям адмирал Смирнов и 'баталист-маринист' Корсунский: 'В дни кровавой обороны Лиепаи, когда обороняющиеся ощущали острейшую нехватку личного состава, Афанасьев принял решение (!) направить матросов на сухопутный фронт и сам стал во главе отряда. Были взорваны эсминец 'Ленин' (...), цех судоремонтного завода, боеприпасы, другое флотское имущество. Отряд Афанасьева храбро сражался на суше, а когда пришел приказ прорываться, чтобы соединиться со своими, капитан-лейтенант встал во главе одной из групп матросов. Им удалось прорваться. Рано они радовались...'
На самом деле, в исторической литературе говорится: '...по приказу командования ремонтирующийся эсминец 'Ленин' и подводные лодки были взорваны (ремонтирующиеся корабли не имели хода). В ту же ночь из личного состава эсминца был сформирован отряд морской пехоты, который под командованием старшего лейтенанта А. И. Майского и старшего политрука Н. И. Качурина на рассвете 24 июня занял рубеж обороны на восточном участке правее курсантского батальона училища ПВО...'
Утром 24 июня под командованием капитана В. А. Орлова (это автор исторического очерка; к началу войны он был офицером военно-морского училища ПВО в Либаве) был создан сводный отряд, куда вошли 2 взвода курсантов, подразделение пехотинцев и взвод команды эсминца 'Ленин'. Этим взводом командовал командир БЧ-2 эсминца старший лейтенант Чеботарев. В. А. Орлов называет еще семь фамилий старшин и матросов эсминца, которые отличились в бою (см.: Там же, с. 28). Эти же сведения и эти же фамилии приведены в 'Боевой летописи ВМФ...', с. 96. Фамилии капитан-лейтенанта Афанасьева мы здесь не встречаем. Отряд моряков эсминца был сформирован и ушел в бой без командира корабля.
Похоже, что в ночь после взрывов Афанасьев был арестован. Трибуц пишет: '...его обвинили в панике'. Если военно-морская база уничтожается не ко времени, нужен 'виновный'. Вряд ли арестованный командир мог быть вывезен из Либавы после 23 июня. По суше 27 июня и в ночь на 28-е прорвались из окружения и ушли на восток лишь небольшие группы. Морем вырвались из Либавы и ушли на север утром 27 июня 1941 года три торпедных катера. На одном из них шел командир базы со штабом.
Вероятней, что Афанасьева расстреляли в Либаве,— где погибли тысячи и тысячи наших бойцов и командиров (и точного числа погибших мы уже не узнаем). Уже после ухода командира базы и его штаба из Либавы вышло последнее судно, транспорт 'Виениба', переполненный ранеными. Его сопровождали три торпедных катера. 'Виениба' и один катер были потоплены немецкой авиацией.
Бывшего командира Либавской базы каперанга Клевенского убрали с Балтики. Он продолжил войну в штабе Северного флота. Адмирал Головко (с сожалением пишет Н. Г. Кузнецов) Клевенского не любил.
Чему служит 'реабилитация', которой подвергнул Трибуц имя капитан-лейтенанта Афанасьева?
Трибуц полностью устранил вопрос ответственности штаба базы и штаба КБФ за уничтожение Либавской базы. Трибуц сочинил, что немецкая пехота прорвалась к заводу: получилась картина трагедии, 'последних минут'.
И Трибуц хвалит Афанасьева за то, что Афанасьев 'сам' принял решение, 'сам' взорвал корабли и склады.
Решение Афанасьева (!), пишет Трибуц, было единственно правильным.
Не знаю, реабилитирован ли Ю. М. Афанасьев в судебном порядке. Грищенко в 78-м году говорил мне, что юридически (а не 'устами Трибуца') Афанасьев не реабилитирован, и что вдова его тщетно просит о пересмотре дела.
Н. Г. Кузнецов в мемуарах своих повторил всё, изложенное Трибуцем: вечером 25 июня немцы прорвались к заводу, Афанасьев 'сам' принял решение, это решение было единственно правильным... Для чего Кузнецов привел неверные факты и указал неверную дату? У мемуаристов в ранге фельдмаршалов, главнокомандующих - командующих — 'нечаянной' ошибки в дате быть не может.
Видимо, к вечеру 24 июня 1941 года Кузнецов, нарком ВМФ, еще не знал, что база в Либаве уничтожена накануне (Трибуц не доложил). Иначе бы Кузнецов не отправил вечером 24 июня в штаб Либавской базы свой приказ: 'Либаву не сдавать'. Заметьте: об этом своем приказе Кузнецов в мемуарах не упоминает. Дата взрыва 23 июня неудобна для Кузнецова и тем, что 'ослабляет' его главный тезис: командовать обороной Либавы должны были моряки.
Неверная дата взрыва 25 июня удобна, она утверждает, что: вечером 25-го оборона была прорвана, неприметный капитан-лейтенант принял 'правильное решение' и уничтожил базу, а штабу фронта уж ничего не оставалось на другой день, как дать приказ оставить Либаву... Командир корабля капитан-лейтенант Юрий Афанасьев стал жертвой трижды.
Первый раз, когда выполнил приказ и уничтожил свой корабль. Второй раз, когда его за это расстреляли. Третий раз, когда командующие-мемуаристы сделали имя Афанасьева картой в своей игре.
В 'Соли службы' Грищенко тоже привел версию Трибуца и Кузнецова. Я не помню уже (19 лет прошло), как обсуждалась эта страничка в ходе нашей работы над рукописью. Грищенко сказал: 'Пусть будет, как у Кузнецова'. При обсуждении иных мест в рукописи, Грищенко делался неразговорчив.
Я, будучи сам человеком пишущим (и страдающим от чванливых редакторов), считал, что умный автор имеет право на 'свои соображения'. Теперь, читая исторические труды, вышедшие после 'Соли службы', я вижу, что Грищенко в четвертой главе совершил отличный противоцензурный зигзаг'. Если сложить разбросанные в тексте главы фразы и замечания, получится самая правдивая (на то время) история обороны Либавы.
Грищенко не просто вторит версии Кузнецова, Грищенко доводит её до абсурда: '...противник к вечеру 25 июня вынужден был временно приостановить наступление. Эта задержка позволила выйти из Либавского порта танкеру, восьми транспортам и шести подводным лодкам'
